– Было такое, – нехотя подтвердил я, думая, кто из друзей прежнего Мальцева проболтался.
– И после этого в вас и открылись эти самые таланты?
– Не знаю, может, совпало, а может, и в самом деле удар током послужил катализатором пробуждения моих способностей.
– Катализатором, – медленно повторил Суслов, будто катая слово во рту, и неожиданно спросил: – Товарищ Мальцев, что у вас было с дочерью Фурцевой? Только не врите.
Опаньки, вот это поворот! Это он что же, пригласил меня поговорить насчёт моей личной жизни?
Понятно, что я замешкался, но промедление могло вызвать у него подозрение в моей искренности, поэтому я решил с ответом не тянуть.
– Ничего не было, Михаил Андреевич, – сказал я, испытывая непреодолимое желание добавить: «Мамой клянусь!»
– А из-за кого она вены себе резала? Об этом сейчас вся Москва говорит, и вы наверняка слышали.
– Ну да, вчера услышал… от знакомого. Но почему вы решили, что я как-то связан с попыткой суицида Светланы Фурцевой?
– Но вы же не отрицаете факт вашего знакомства?
Всё это начинало походить на дешёвую пародию допроса у следователя. Осталось направить мне в глаза лампу, чтобы добиться полной аутентичности.
– Да, мы знакомы, но между нами ничего не было, и вообще я её не видел… почти год, с того самого банкета после товарищеского матча сборных Советского Союза и Бразилии.
– Но в тот раз вы вместе отлучались из банкетного зала.
– Михаил Андреевич, Светлана попросила меня проводить её до уборной. Я не мог отказать женщине, которая после выпитого не совсем твёрдо держалась на ногах. Проводил – этим всё и ограничилось.
– А вот некоторым бразильским товарищам показалось, будто они помешали вам в уборной своим появлением. Якобы и ваш вид, и вид Светланы говорили о том, что вас едва не застали за чем-то непотребным.
Вот блин, это кто же настучал-то? Манга и Флавио там точно были, ещё переводчик… Может, он и стуканул? Теперь поди разберись… Однако придётся как-то выкручиваться, на фиг мне не нужны проблемы с семейством Фурцевых.
– Не знаю, Михаил Андреевич, что там кому показалось, но ничего у нас со Светланой там не было, – с нажимом на последние слова произнёс я.
– Ну хорошо, – неожиданно легко согласился Суслов, – в конце концов, это ваши дела, хотя, на будущее, прежде чем вляпаться во что-то такое, хорошенько всё взвесьте. Зачастую личное пересекается с государственным… А теперь о делах, так сказать, насущных. Я вчера в какой-то мере неожиданно для себя стал свидетелем бурной дискуссии относительно грядущего музыкального мероприятия. Если точнее, то спора между вами и Екатериной Алексеевной. Проведение фестиваля я практически полностью доверил товарищу Фурцевой, поэтому ваши дебаты открыли мне глаза на кое-какие вещи. Действительно, фестиваль задумывался прежде всего как молодёжное мероприятие, но, ознакомившись со списком исполнителей, соглашусь, что та же Клавдия Ивановна, при всём моём к ней уважении, с такого рода репертуаром не привлечёт на трибуны достаточное количество молодёжи. Что же касается ваших протеже – ансамбля «Апогей» и певицы Адель, – не скажу, что их творчество приводит меня в восторг, хотя до недавнего времени я был не очень-то с ним и знаком. Но и я, знаете ли, стараюсь не смешивать личное с общественным. Мало ли что мне не нравится… Вы согласны со мной, товарищ Мальцев?
– Само собой, Михаил Андреевич. Идеология социализма как раз и пропагандирует идею – общественное выше личного. А после тысяча девятьсот семнадцатого это практически узаконено.
