«Это еще хуже. Место сильнее любви. Еще раз скажешь про любовь, я уволюсь».
«Мне кажется, не я дурак, а ты дура!» – обиделся Каргин.
«Так нам будет проще», – закрыла тему Надя.
У нее есть все, размышлял потом Каргин, для того, чтобы быстро разбогатеть и жить в свое удовольствие. Надя и впрямь была местным гением торговли. Затоваренная, прошедшая все стадии уценки хозка, купленная на оставшиеся деньги на оптовом складе у самой финской границы, пользовалась у дачных хозяек немыслимым спросом. Каргин сам слышал в электричке, как одна женщина говорила другой, что завтра в Надином (не его, Каргина, а в Надином!) магазине будет распродажа финского мыла, стирального порошка и какой-то (Каргин даже не подозревал о ее существовании) пены для снятия пыли, причем по… предварительной записи. Между тем на дворе стояла вторая половина девяностых, народ успел позабыть о дефиците, и магазин Каргина был в дачном поселке отнюдь не единственным. А рыба, какая у нее рыба, изумляясь, слушал дальше Каргин, у них арендована коптильня в Лаппеэнланте, они делают семгу только для Надиного магазина.
Но большие деньги странным образом обходили ее. Она имела только то, что ей платил Каргин, и это обстоятельство тоже каким-то образом снижало ценность Нади как потенциальной жены. Она могла продать кому угодно что угодно. Но при этом была патологически честна. Две крайности свести воедино Каргин не мог. Неужели, думал он, ее место – принципиально вне денег? И если мы сложим два наших места, то победит ее, как минус побеждает плюс, и мы будем всю жизнь торговать хозкой в этом несчастном магазине? Пусть хозка в несчастном магазине, в отчаянии мечтал он, зная, что не получится, но мы-то, мы с ней будем счастливы!
Лихие девяностые – так сейчас называли то время. Для Каргина оно было золотым и благословенным. Рука не поднималась бросить камень в прошлое – в первую подержанную иномарку, малиновый пиджак, оттопыривающую карман «котлету», золотую цепь с медальоном на шее под расстегнутой рубашкой. У него была Надя, которой можно было доверить все на свете. У него был доступ к кредитам в стремительно обесценивающихся рублях. Только успеть добежать с ними до ближайшей обменной конторы. Приятель Каргина – нынешний замминистра – сидел тогда в областном управлении Сбербанка на кредитной линии для малого бизнеса. Каргин как раз и олицетворял собой этот самый малый бизнес. Инфляция была такова, что кредит к моменту возвращения превращался в ничто, в ту самую пыль, которую собирала загадочная финская пена. А еще можно было его застраховать на астрономическую сумму и, сославшись на гиперинфляцию и прочие форс-мажорные обстоятельства непреодолимой силы, требовать выплату по страховке. Кредиты, привычка немедленно переводить всю прибыль в доллары и Надя (в прямом и переносном смысле) лежали в основе тогдашнего финансового подъема Каргина. В золотые благословенные девяностые сформировался его основной капитал, на который он потом только наворачивал новые деньги, особенно, кстати, не рискуя и не напрягаясь.
Надя воистину была человеком места. Каргину стоило немалых усилий уговорить ее уехать с ним в Москву. Что тебе этот магазин? – спрашивал он. Привыкла, отвечала Надя, здесь много воды – озера, Финский залив. Каргин хотел отдать ей магазин, но Надя отказалась. Она выкупила его с соблюдением всех формальностей, в один день выплатила всю сумму, хотя Каргин не настаивал, посадила туда сестру-башкирку.
