– Где вас можно будет найти? – спросил я.
– В ординаторской.
Я подождал, когда она выйдет, и набрал номер Тишинской.
– Узнаете? – спросил я.
– Вокзальный хулиган?
– Да нет, – сказал я. – На этот раз уже больничный. Я бы хотел получить за свою ударную работу вторую половину.
Женщина хмыкнула:
– А я уже думала, что вы не объявитесь. Насколько я знаю, в том, что там произошло, в большей степени заслуга природы.
Служба оповещения работала у них превосходно.
– Просто в отличие от вокзальной истории она не так очевидна, – сказал я. – Пришлось применить нетрадиционные методы.
– Слишком много «не», – с нажимом произнесла Тишинская.
– Хотите сказать, что мы с вами в расчёте?
– А вы имеете что-то против?
– Буду, если вы не поможете мне с Климентьевой.
Женщина фыркнула:
– Теперь все ее материалы не стоят и выеденного яйца.
– Кондратьев тоже так считает?
– Думаю, после того, что случилось, он уже успел забыть и о вас, и о вашей Климентьевой. – Она усмехнулась. – Не портите человеку праздничный день, юноша.
– А вы циничны, – не удержался я.
Тишинская вздохнула:
– Чтобы вы знали на будущее: реальность цинична в принципе.
На этот раз её утверждение прозвучало достаточно правдоподобно. По-видимому, иногда правда прорывается в речь независимо от нашей воли.
Не сказав больше ни слова, она отключилась. Её уверенность мне не передалась. У Кондратьева насчёт Климентьевой могли быть совсем другие планы.
Вернувшись на автостоянку, я сел за руль и, наблюдая за шумной разборкой воробьёв из-за куска подсолнуха, несколько минут анализировал ситуацию. В конце концов, разговор с Кондратьевым вряд ли мог грозить для меня новыми проблемами. Поразмышляв ещё какое-то время, я дошёл до автомата и набрал номер модельного агентства. Трубку взяла Кравцова.
– Пока ничего нового сообщить о судьбе Кати не могу, – откликнулась она. – Но несколько раз по этому поводу звонил какой-то мужчина. Может, вам стоит с ним связаться?
Если я правильно её понял, то речь снова шла о ювелире. Быстро же он в себя пришёл.
Разговор с Кондратьевым занял у меня гораздо больше времени. Понять по его голосу, в каком он находится настроении, было трудно. Если настроение и содержало элементы ликования, то он это тщательно скрывал.
– До меня дошли слухи по поводу главы «семейства», – сказал я. – Мои соболезнования. Задание по Климентьевой по-прежнему остаётся в силе?
– Не терпится соскочить с крючка?
– Никто не любит подвешенных состояний.
– Я тебя бить её жениха по голове кувалдой не заставлял.
– Это был несчастный случай, – сказал я.
Кондратьев устало вздохнул.
– Действуй, как мы договорились, – жёстко бросил он. – Оказывается, у этой сучки материалы не только по Чугуну.
Климентьева определенно начинала мне нравиться. На фоне стоявших раком соотечественников она производила впечатление единственного нормального человека. Хотя шансов переломить ситуацию у неё не было никаких. Может, нам действительно стоило объединить с ней усилия?
Время приближалось к семнадцати ноль ноль. Подсевшие батарейки требовали подзарядки. Я свернул к ближайшему кофе и плотно пообедал. Сто граммов сделали мир гораздо гармоничнее. Стоило добавить ещё сто, и он, наверное, мог бы стать совсем замечательным. А что делать тем, кого действительность устраивает без химических излишеств? Правильно! Стараться как можно дольше оставаться в её рамках.
Я зашёл в телефон-автомат и позвонил ювелиру. Слышимость была великолепная.
