Майтлин распустил шнуровку на половину и грубо стянул лиф, затем нижнюю рубашку. Ткань собралась на талии, и нагота стерла последнюю грань, позволила ощутить тепло мужского тела за спиной, жар рук. Когда грудь накрыли большие ладони, я со стоном запрокинула голову и закусила губу. Ничего не могла, только млела и ловила каждое движение, старалась ощутить каждый изгиб пальцев, которые то сжимались, то надавливали. Майтлин мял грудь с каким-то… упрямством. Да, он будто искал нужное место, чтобы приблизить меня к пику одними ласками. Такие были везде: по телу разливалась сладкая нега, когда Майтлин гладил нежную кожу вокруг сосков, а когда резко скользил руками к ключицам и обратно, хотелось кричать. Нет, разорвать тряпки и добраться до твердости между его ног. До члена — щеки пылали, стоило услышать это слово, но сейчас оно мне нравилось. Запретное, пошлое, было в этом свое очарование.
Я потянулась к паху Майтлина, но шнуровка платья так и не распустилась. Оно стягивало меня и не давало согнуть локти, можно было выпутаться, но зачем? Нам нравилась мнимая беспомощность.
— А теперь, Кошечка, подними хвостик, — выдохнул Майтлин и нагнул меня быстрее, чем удалось подумать.
Щека и грудь оказались прижатыми к крышке стола, сильная рука давила на шею. Он не причинял боли, только резко двигал кистью и давал почувствовать свою власть. Вот негодяй, знал же, что мне нравилось. Как низко для высокородной леди, но ничего не удавалось поделать; рука, мужская сила, недостойная поза — не знаю, что именно заставляло лоно горячо пульсировать. Все сразу. Я теряла стыд и крутила бедрами, терлась ими о Майтлина, а тот медлил, издевался.
Вдруг касания исчезли, раздалось ворчание и что-то загрохотало по полу. Ящик, Майтлин придвинул его к столу и взял меня за плечи, поднял, направил в сторону так уверенно, что перехватило дыхание. Что угодно, только пусть не останавливается, ведет, владеет. Кожу под его пальцами жгло, они будто источали неистовую страсть и бездумное желание.
Майтлин помог мне забраться на ящик и снова нагнул. Пришлось лечь на стол всей грудью, мышцы под коленями заныли, я чуть согнула их и уперлась в край. Оказалось на удивление удобно, но… Боже, было стыдно представить себя с поднятыми вверх ягодицами, расставленными ногами, скованными руками. Хотелось и исчезнуть, и сделать еще что-то запретное.
Уверена, Майтлину поза нравилась больше, ведь он так хрипло дышал, пока задирал юбку. Ткань шелестела, сердце бухало в груди, меня изводило желание и крик разума, что торопиться не стоило. Нужно все запомнить, прочувствовать и насладиться каждым мигом.
Я вздрогнула, когда ладони Майтлина легли на ягодицы. До чего тонкими были панталоны, не скрывали ни одного изгиба шаловливых пальцев, пока те медленно сгибались и разгибались. Это околдовывало, не позволяло думать о стороннем. Скоро Майтлину надоело, и он с громким выдохом стянул панталоны. Они скользнули к ногам, и с я ужасом представила, что открылось его взору. Стыд накатил горячей волной, но вернулись большие ладони, пальцы уверенно смяли плоть. Ласки стали нетерпеливыми, Майтлин шумно вздыхал и гладил, надавливал, снова гладил — стыду это не затмить.
Я закрыла глаза и дрожала, когда его руки подбирались к сокровенному. Но они каждый раз исчезали, почему так долго? Сил терпеть не осталось.
— Что ты делаешь? — спросила я и поерзала.
