Читать онлайн Александр Дейнека - Время Дариуса

«Дзинь!»

«Дззинь!!»

«Дзззииинь!»

Телефон звонит – снимите трубку. Ответьте. Ответьте же!! Но… никто не желает этого делать.

Аппарат, не жалея своих сил, отчаянно, надрывно и будто бы умоляюще, кричит: «Ответьте же наконец!! Пожалуйста, возьмите трубку!» Но… Никто не спешит к нему, бедному, добросовестному железному рабу, никто не говорит, задыхаясь от спешки: «Сейчас иду! Да иду я, иду – уже бегу!»

А он всё не умолкает и, словно плачущий ребёнок, захлебывается в рыданиях: «Дзинь! Дззынь!! Дзззыыынь!!!»

Этот настойчивый звук, будто становясь с каждой секундой всё громче и громче, требует, приказывает, зовёт, просит, умоляет, заклинает: «Возьмите трубку!»

Кажется, что уже всё вокруг пропиталось, насытилось этим «дзынь». Будто этот звук заполонил пространство, и теперь каждый квадратик, каждый миллиметр квартиры вторят в унисон этому телефону. Каждая полка, каждая стена и даже каждая пылинка, в желании помочь бедняге-телефону, кричит, зовёт и настаивает: «Хозяин, где ты? Возьми трубку!» Тщетно. Невозможно удовлетворить просьбу нашего старого преданного друга – квартира пуста.

Нет никого в этой каморке, лишь темнота властвует здесь. Всё будто замерло в этой частичке огромного мира. Старания телефона – этого серенького, маленького, добросовестного трудяги, стоящего на красивой тумбочке – бесполезны. Рядом – одинокая кровать. Может показаться, что её, большую, массивную, оставили совсем недавно – словно только что обитатель этого уютного местечка, осторожно отвернув краешек одеяла, встал с постели и исчез в неизвестном направлении. Телевизор, чуть поодаль, стоит чёрным квадратом и будто бы тоже тоскует по ушедшему хозяину. Экран – будто грустное лицо, а под ним пульт, похожий на батончик горького шоколада. Его бы включить и развеселить светящейся картинкой да говорящими головами, но… Некому это сделать. Мягкий диван у стены словно говорит всем своим видом: «Ну, приляг на меня! Тебе понравится, вот увидишь!» И так хочется прилечь, заняв удобную позу, включить телевизор, найти какой-нибудь хороший фильм и пролениться, пролодырничать так целый день, а то и два. Но опять же – некому. Огромный круглый стол, стоящий посреди комнаты, зазывает гостей и хочет предложить им поужинать вместе с ним. Вот и стулья, застывшие в ожидании, и свечи, готовые придать романтики этому вечеру, салфетки, тарелки, ножи, вилки – всё уже накрыто и ждёт тебя, милый гость! И кажется, что ещё секунда, и квартира засияет, оживёт, встряхнётся ото сна весельем, шутками, шумом, гамом…

Но никто и никогда не придёт сюда больше! Не будет спать на этой кровати, не включит телевизор, не пообедает за столом. Это место покинуто – брошено. И мебель в квартире, столько лет служившая верой и правдой хозяину, будто бы грустит и всё спрашивает: «Где же ты, наш владыка? Почему оставил нас? Неужели покинул навсегда?» И лишь дребезжание телефона даёт нам понять, что в этом уголке мира когда-то была жизнь, от которой теперь осталось только одно «дзинь».

«Дззинь!»

«Дзззинь!»

Эх, мой старый, преданный телефон… Не суждено мне удовлетворить твою просьбу, взять трубку и поговорить с человеком, который так настойчив – сидит на другом конце провода и ждёт ответа. Я бы охотно поговорил с тобой, мой терпеливый абонент… Разлёгся бы на кровати во фривольной позе и поболтал бы с тобой – о жизни, о погоде, вспомнил бы старые добрые времена – и час, а может даже два, пролетели бы незаметно… Не суждено. Я уже далеко, и, мне кажется, тебе не составит труда найти меня, если ты действительно хочешь поговорить.

Я покинул квартиру незадолго до телефонного звонка, но сейчас, будто слыша эти тоскливые трели аппарата, чуть не повернул назад. Они прорывались сквозь ночную тишь, сначала такие требовательные и противные, а потом будто умоляющие, просящие. Моё сердце сжималось от этих отчаянных и постепенно затихающих «дзинь». Я был сильным и всё давил и давил на газ, уезжая всё дальше и дальше.

Время… Его часто сравнивают с водой. Если это сравнение справедливо, то сейчас оно утекало, причём стремительно. Нельзя было тратить его попусту, мчаться назад, хватать трубку и ввязываться в разговор. И что бы я услышал от этого абонента? Знакомый и желанный голос? Просьбу, о которой знал наперёд? Место встречи, которое не менялось никогда, пусть даже я не был там целую вечность? Ничего нового, а значит – не следует тратить драгоценные мгновения. Скрываться всю жизнь невозможно, и звонок – это лишь сигнал для меня. Но не только для меня. Мы знали это прекрасно, всё понимали – пришло время сыграть последнюю партию: поставить всё и раскрыть карты.

«Что ж – тем интереснее будет игра», – думал я, сидя за рулём автомобиля и плавно входя в очередной поворот.

Я был неправильным русским – с детства не любил быстрой езды. И сейчас, когда всё решали секунды и даже мгновения, не пошёл вразрез с этим своим принципом. Хотя ночная дорога была абсолютно пустой, и не выжать максимальную скорость из спортивного «Порше» было просто грешно, в особенности, если спешишь, но… я брал этот грех себе на душу – ехал спокойно. Со стороны могло показаться, что я направляюсь не на судьбоносную встречу, а скажем, на утреннюю рыбалку. Хоть это и было вовсе не так. Я просто ненавидел спешку! На дух не переносил суеты и не переваривал слова типа: быстрей, скорей, не опоздай и прочее в таком духе. Конечно, мой враг, зная об этой особенности моего характера, мог сыграть со мной злую шутку, но – пускай. Его право. «Раньше, чем я приеду, я не приеду» и «Кто никуда не спешит, тот везде успевает». Эти две мудрости были знакомы мне. И знаете, что я вам скажу? Это работало и пока не подводило меня. Посмотрим, что будет на этот раз.

Когда до места оставалось совсем немного, я, по традиции, притормозил в знак почтения, будто преклоняя колено перед могуществом этого клочка Земли. Когда-то, не так уж давно, здесь творилась и переписывалась история. Но сейчас, после великой и жестокой битвы, известной под странным названием Тот Случай, многие считали его проклятым. Позабыв обо всём хорошем, люди запомнили единственное плохое, что случилось здесь, и теперь их не переубедить. Но были ведь и другие времена…

«Эх, былое…» – думал я, паркуясь и осматриваясь.

«Вновь впереди планеты всей!» – подумал я и даже присвистнул.

Я вышел из машины и застыл на месте. Впрочем, как всегда. Окружённая могучими, вековыми, величественными дубами и соснами стояла она – Молчаливая Церковь. Одинокая, будто спрятавшаяся ото всех под защитой своих надёжных охранников, она была белокаменной скромницей, особой высокой и утончённой, стеснительной девушкой-принцессой, не желавшей показываться толпе и поэтому окружившей себя плотным кольцом верных телохранителей. Единственный фонарь тускло освещал её, склонившись в вечном поклоне. Хорошее место – умиротворяющее. Оно будто заключило меня в свои нежные объятия и осыпало горячими поцелуями моё лицо. Эта тонкая натура трепетала, приветствуя меня, и в то же время укоряла: «Почему же ты так долго не приходил?»

Я с благоговением направился к церкви. Было тихо, но в аллее между соснами и дубами слышался лёгкий и весёлый, похожий на смех счастья, шелест листвы – это деревья приветствовали меня. И глядя ввысь на колышущиеся кроны, у меня немного кружилась голова от благородного волнения, содрогания и предвкушения скорой встречи со старой любовью. Земля легко подрагивала под ногами, будто была несказанно рада моему приходу.

Я подошёл к массивным, тяжёлым, древним вратам и вновь остановился. Времени у меня было мало, но сейчас это не имело абсолютно никакого значения. Магия этого места уже проникла в меня, а значит – ещё один козырь лёг в мою колоду. Решающий козырь.

Я поклонился до земли, и двери сами собой открылись, пропуская меня внутрь:

«Зачем мне твои церемонии? Мне, твоей вечной рабыне?»

«Ты ведь сама знаешь, что это не так, моя дорогая принцесса», – мысленно ответил я, переступая порог.

Как только я вступил в пределы Молчаливой Церкви, моё тело тут же взяли в плен полчища мурашек, заставив меня воскликнуть с восторгом:

«Ты святая, моя ненаглядная, моя единственная!»

Бессловесный диалог продолжался, и церковь, будто поняв причину моего неожиданного визита, вдруг погрустнела, и мне почудилось, как на её глаза, если бы только они у неё были, навернулись слёзы:

«Ты ведь пришёл в последний раз? И сегодняшней ночью меня уже не будет на Земле?»

Мне стало не по себе. Окна, будто глаза, смотрели на меня тоскливым взглядом, проникавшим прямо в душу. «Признайся…» – тихо попросила Молчаливая Церковь.

Что я мог ей ответить?

«Да, – сказал я тоже очень тихо. – Но ведь так было задумано изначально. Прошу, давай побудем вдвоём перед… – я долго подбирал слово и, не найдя ничего лучше, наконец, проговорил: – Перед концом». Она не стала возражать.

В огромной зале была лишь пустота. Ни громадных люстр, свисавших с потолка; ни серебряных подсвечников, в которых когда-то горел огонь здравия и покоя; ни икон в прекрасных рамах; ни крестов, славящих веру. Ничего. Лишь белый потолок, снежного цвета стены и пол, будто ледяное озеро. Я смотрел на это всё, и в моей голове невольно проносились воспоминания… «Как здесь было красиво когда-то!» На глаза предательски выскочили слезинки. Я медленно шёл через эту залу, и перед моим мысленным взором вставало то великолепие, которым славилась в своё время Молчаливая Церковь. Я останавливался, вглядывался, будто рассматривая что-то. Сейчас здесь обитала невыразимая грусть. «Эхх… – только и мог сокрушаться я, поддавшись сантиментам. – Эхх…» Тишина стала абсолютной: волнение земли сошло на нет, будто его и не бывало, шелест листвы стих. Деревья не хуже, а может быть, даже лучше живых людей, понимали, что сейчас мне было нужно больше всего.

«Как же они посмели так поступить? – мои мысли снова переключились на Тот Случай. – Предать всех и…» Хоть и прошло много лет, но я снова и снова задавал себе этот вопрос, пытался понять. Пытался, но не мог. Ведь после этого закадычные друзья превратились в злейших врагов, а Десятка Безумных перестала существовать.

– Все просто сошли с ума! – крикнул я, и эхо долго вторило мне. – Решающий час приближается, – продолжал я, но уже намного тише. – Ну, где же вы, друзья-враги? Я уже давно готов к встрече!

Тишина перестала быть абсолютной. Её нарушил шум мотора вдали. «Хорошо… А почему же дружок Мирон не спешит к нам? – подумал я, усмехнувшись. – Неужели «ночные пробки?» Я подошёл к окну и увидел, как рядом с моим «Порше» припарковалась элегантная, спортивная «Мазда». Из машины вышла девушка и, так же как и я, застыла на несколько секунд. Деревья снова радостно зашелестели, приветствуя теперь и её, земля подёргивалась от лёгкого волнения. Фло (так звали девушку) внимательно осматривалась вокруг, казалось, ей не было ни одиноко, ни грустно, ни весело… Её нежно-голубые глаза не были затуманены ни единой мыслью, даже зрачки остановились на несколько мгновений, как и время, которого, как всегда, было мало. Но вот она сделала пару шагов, и оно снова понеслось – быстро, неумолимо. Испытывая невольный трепет от долгой разлуки, девушка подошла к двери. По её телу пробежала дрожь – Фло, так же как и я, уважала Молчаливую Церковь и считала её своей дочерью.