Майкл взял ее за руку:
– Ну, ну, Дженифер, что сделано, того не воротишь. Зато вы помирились с братом!
Маркиза всхлипнула еше раз, вытерла глаза платочком, и улыбнулась:
– Да, да, вы правы. Я три дня провела на этом постоялом дворе, ухаживая за Теодором и Гансом. Кормила их с ложечки, самым лучшим, с кухни Каверака… Теодор, представляете, просился ехать в месте со мной, в карете. Он очень хочет попасть в Авиньон. Страшно боится опоздать. Еле удалось его образумить. Он еще очень слаб и бледен, но думаю, через неделю ему будет лучше.
– Рад слышать. А как себя чувствует Ганс?
– Ганс плохо перенес переезд из Люнеля – у него опять открылось кровотечение. Но он быстро оправился. К моему отъезду он уже ходил. Ганс даже спустился вниз, чтобы проводить меня до кареты. Он очень милый молодой человек. Хоть и не знатного рода, но воспитаный, добросердечный и честный.
Карета остановилась. Мадам выглянула в окно и вздохнула:
– Вот мы и приехали, наконец. Вы разделите со мной трапезу, Мишель? Признаюсь, я невероятно проголодалась!
– Могу признаться в том же. С радостью принимаю ваше предложение!
Кучер слез с козел и помог маркизе выйти из кареты. Брат Гуго спустился вниз и, оглянувшись кругом, чуть не присвистнул.
Карета остановилась перед особняком, фасад которого был втиснут между другими домами на Епископской площади. У этого дома на площадь выходило всего в два окна в ширину, зато в высоту дом занимал целых пять этажей.
Брат Гуго вспомнил, что когда обходил Епископскую площадь, в этом доме ему не открыли. Тогда перед ним были плотно закрытые ставни и наглухо затворенная дверь. Внутри не было ни души.
Теперь же все ставни были нараспашку, а в окнах мелькали тени.
Кучер Антуан поднялся по ступенькам к парадной двери. Коротко стукнул в косяк рукояткой кнута. Дверь распахнулась. Оттуда выбежала стайка девушек – фрейлин маркизы.
Поднялся обычный девичий щебет: охи, ахи, поздравления, сплетни, напоминания, ябеды, комплименты и прочий шум. Брат Гуго поморщился. Он искренне не понимал, как в этом гомоне девушки умудряются слышать друг друга. Маркиза вертелась в этом цветнике, выслушивая каждую, давая советы, приказы и выговоры.
– Эдит, не забудь похвалить портного – твой жакетик великолепен. Анна, скажи горничным, пусть подготовят святому отцу комнату – он будет жить у нас. Женевьева, фи, что за манжеты! Немедленно оторви их, я дам тебе другие, датские. Элизабет, передай мажордому, что его сиятельство будет здесь завтра или послезавтра. Пусть немедленно накрывают на стол, я проголодалась. Обедать я буду со святым братом Гуго. Антуанетт, эта лента завязывается не так…
Наконец маркиза, подобрав юбки, отправилась вверх по лестнице, не переставая трещать. Ее фрейлины гурьбой следовали за ней.
Одна, совсем юная девушка, осталась стоять на ступенях.
– Святой отец, – робко сказала эта девушка брату Гуго, – мне ее светлость сказала, чтобы я проводила вас в вашу комнату. Не соблаговолите ли следовать за мной?
– Конечно, дочь моя, конечно, сию минуту. А вы, Антуан, – спросил монах возницу, – так и оставите карету здесь?
– Нет, ваше преосвященство, – ответил тот. – Этот дом так устроен, что на площадь выходит только центральный вход. А я сейчас объеду квартал и загоню карету во внутренний двор. Там есть место и для конюшни, и для каретного сарая. Там даже есть флигель для слуг, небольшой сад с фонтаном и беседка.
