– Мне кажется, мы должны ей помочь, – сообщил Миша, невозмутимо поворачивая руль к обочине, – не мокнуть же ей тут ночью под дождем, к тому же нам, как паломникам, положено совершать добрые дела, – привел он сомнительные аргументы в защиту своего благородного поступка, останавливаясь у края проезжей части, как будто это делало его на ступеньку ближе к Богу.
Действительно, Артем чуть не забыл, что они теперь паломники. Поморщившись он посмотрел на лежащую на заднем сидении икону. Простынь, которой та была обернута, сползла в сторону, и сквозь пакет на него глупо пялился почти родной Макарий.
– До Смирновки довезете…? – спросила неожиданно сиплым голосом женщина, засунув свою голову в салон так глубоко, что Артем смог рассмотреть родинку у основания носа и редкие усики над верхней губой.
– До Смирновки…? – зачем-то повторила она.
В проложенном ими маршруте таких населенных пунктов не значилось. Скорее всего, это была какая-нибудь забытая всеми дыра, население которой до сих пор в день летнего солнцестояния, упившись самогоном, сжигает в жертву богам урожая очередного зазевавшегося дачника.
– Это где? – спросил Артем, напряженно пытаясь вспомнить названия ближайших городов и весей.
– Тут недалеко, – она махнула рукой вперед, показывая на дорогу, – километров восемьдесят по трассе, и потом влево еще километров пятнадцать по грунтовке. Я покажу.
Отказывать ей Артему показалось почему-то неуместным, мешали какие-то этические комплексы. Те самые, при наличии которых, начав делать доброе дело, ты уже считаешь себя обязанным довести его до конца, иначе потом тебя будет терзать непонятное чувство вины. Вероятно, в книгах по психологии этому состоянию имеется более научное объяснение, даже не обязательно связанное желанием убить своего отца и переспать с матерью, но Артем его не знал.
– Садись, – без особого удовольствия Артем вышел из машины и помог положить тяжелую сумку в багажник, после чего сел назад, уступив попутчице боковое пассажирское место. Нельзя быть джентльменом на половину, поэтому приходилось максимально жертвовать своим комфортом в угоду каким-то абстрактным принципам.
– Меня Михаил зовут, – представился Миша, отъезжая от обочины.
– Артем, – представился Артем вслед за ним.
– Сестра Наталья, – отозвалась она, суетливо пристегивая на себе ремень безопасности и осматриваясь по сторонам.
– Чья?
Меланхолично задав вопрос, Михаил продолжил невозмутимо следить за дорогой, не отрывая взгляда от проезжей части.
– Что, чья? – переспросила Наталья.
– Чья сестра? – оживился он.
На ее лице наконец-то появилось понимание того, что от нее хотят услышать, оно даже немного посветлело от осознания обращенного к ней вопроса. Так недоразвитые идиоты радуются, когда им показывают, как можно включать и выключать в туалете свет.
– Сестра во Христе, – гордо произнесла Наталья, словно это было ее главным жизненным достижением, что-то вроде олимпийской медали или нобелевской премии.
Такое воодушевление вообще отличительная черта любого религиозного фанатика, говорящего об объекте своего поклонения, будто сам факт веры является для него особой суперспособностью дающей мощное преимущество перед остальными.
Миша, получив ответ, не слишком им удовлетворился. С сомнением осмотрев попутчицу еще раз, задерживая взгляд на груди, тонких поджатых губах и спрятанных под платьем ногах. Немного подумав, он на всякий случай уточнил,
