Около стены пристройки сидели на скамье уже знакомые школьники и лузгали семечки из большой шляпки подсолнуха. Таня посмотрела на них и увидела, что тот самый высокий мальчик махнул ей рукой, подзывая к себе. Она оглянулась на бабушку, которая села разговаривать с женщинами и не обращала на нее внимания, и двинулась к ребятам.
– Танька, привет! Ну ты и мокрая, – мальчишка весело засмеялся, а за ним и остальные.
Таня подумала с досадой, что именно в этот момент совсем некстати она выглядит как мокрая курица, поэтому над ней все и смеются. Она чуть не заплакала, отвернулась и пошла обратно, но мальчик быстро вскочил и загородил ей дорогу.
– Ты че? Обиделася, да? – он был совсем близко, от него шло тепло и едва уловимый запах гвоздичного одеколона. – Ты ж замерзнешь. На мой пиджак, надень.
Парень быстро скинул с себя черный потрепанный и местами засаленный пиджак и накинул ей на плечи, обернув борта пиджака вокруг ее цыплячьей фигурки. Не обращая внимания на тихие «не надо», повел ее к скамейке.
– Ты чего все молчишь? – парень нагнулся и снизу вверх посмотрел ей в лицо.
– Я не молчу. А тебя как зовут?
– Толик. А правда, что ты из Москвы, не брешут тетки?
– Правда. Я к бабушке приехала на лето. Я и в прошлом году приезжала.
– Понятно. А ты в каком классе?
– В восьмой перешла. А ты?
– А мне еще один год осталось учиться, в последний, десятый пойду.
– А потом куда?
– А потом пойду на газосварщика учиться. У нас в райцентре училище есть. Я бы и после восьмого ушел, чего штаны протирать, но мамка сказала, чтобы остался, нужен помогать с хозяйством. Батя вот болеет все. – Толик замолчал, поставил локти на колени и сцепил руки в замок.
– А тебе не холодно? – Тане было очень уютно в Толином пиджаке, но немного совестно, что он остался в одной рубашке с коротким рукавом. Дождь никак не утихал, и ветер сильно задувал под навес.
– Да не… Че со мной будет? Гляди, твоя бабушка пляшет, вот это да!
Таня, совсем забывшая о существовании бабушки и вообще других людей, посмотрела в сторону, где сидели женщины, и увидела, что все поют песню на манер лезгинки, хлопая в такт ладонями, а бабушка танцует с живостью, которой позавидовали бы ее ровесники.
Эльбрус-красавец смотрит сквозь тучи,
В белой папахе в синеву.
Этой вершиной гордой, могучей
Налюбоваться не могу.
Орайда-райда-орайда…
Песня была очень зажигательная, многие женщины повставали со скамеек и тоже отплясывали вокруг стола, согреваясь танцем. Потом пришла бригадир и сказала, что на сегодня работы больше не будет – по прогнозу, дождь зарядил до вечера. Вскоре за ними приехал автобус. Таня отдала Толику пиджак и опять села на сиденье с бабушкой.
Вечером она засыпала совершенно счастливая: ей казалось, что запах гвоздичного одеколона еще остался у нее в волосах, которые грелись под пиджаком Толика, и она потихоньку прикладывала к носу длинные пряди.
За следующие несколько недель они с Толиком виделись только в автобусе, но он продолжал сидеть сзади, а она с бабушкой. Работали на разных участках, а дождя больше не было, сколько Таня ни пыталась его мысленно вызвать.
В какой-то понедельник ребят в автобусе не оказалось. Таня спросила бабушку, куда они подевались, и та ответила, что, наверное, практика у них закончилась и они больше не будут ездить на работу в совхоз. Таня погрустнела и думала уже, что и ей тогда ездить с бабушкой на работу незачем. Но сказать об этом не решилась.
