Штольц знал состояние бурилки, которая давным-давно израсходовала свой ресурс, и, по сути, только числилась на предприятии для самоуспокоения, что она есть. Бурилка больше простаивала, чем работала. Установит линейно-кабельному цеху пять-шесть опор – и в ремонт! Установит через некоторое время опять пару штук – и в ремонт! Вообще-то ГТС в повседневной своей деятельности опоры устанавливала не часто, и в объемах мизерных. И пусть, бурилка ломалась от случая к случаю, но всё-таки, монтерам помогала. О новой же технике для её замены не приходилось даже и мечтать.
Штольц вскипел от известия Журбы. Областное предприятие связи в последние годы вообще не интересовалось, какими способами, какими методами и с помощью чего управляется ГТС со своим хозяйством. Не интересовалась, но и не вмешивалась особо. И вдруг, такое волюнтаристское решение!
Журба, он же этому Бровченко всё популярно объяснил! Он умеет убеждать в разговорах, а тут – полный облом! И ведь действительно, эта злосчастная бурилка на базе трактора Беларусь-МТЗ-5Л выпуска времен царя Гороха, даже без кабины, – просто загнется в пути, не доехав до места назначения. Глупо получится! Да и обидно будет за труды напрасные по её восстановлению.
Штольц понимал: Журба накручивает, преувеличивает бедственное состояние своей техники, но всё равно был на его стороне. Городская телефонная сеть в своей деятельности попадала, бывало, в тяжелейшие ситуации, и всё время оставалась один на один со своими проблемами. Ей никто не помогал. Ни один районный узел связи! Хотя – могли бы! А тут, в беспрекословном порядке – езжай и окажи помощь! Нет, так не пойдет!
Он позвонил Фенину, а того, как будто специально! – не оказалось на месте. И тогда он запретил Журбе выпускать бурилку за пределы города.
Журба засомневался
– Виктор Васильевич, ну, они же не отстанут. Будет скандал!
– Ну, будет, так будет! Штольц хорохорился. Он всё еще надеялся переговорить с Фениным, разрулить ситуацию.
Сразу – не получилось. Закрутили дела.
Прошло несколько дней. И вдруг, утром разбирая почту Штольц обнаружил в папке Приказ, в котором ему объявлялся выговор. Приказ был подписан Фениным и выговор объявлялся за неисполнение распоряжения вышестоящего руководства. Этот же Приказ предписывал отослать бурильно-крановую машину в Рындинский район для выполнения особо важных работ немедленно.
Штольц едва не задохнулся от обиды и возмущения. Он завелся. Ознакомил с Приказом Журбу. Владимир Яковлевич понуро склонил голову на бок, скривился и сказал
– Виктор Васильевич, ну я же говорил! Давайте не будем раздувать скандал. Я дам команду трактористу. Пускай едет! Накажу ему, чтобы сымитировал поломку километрах в пятнадцати от города. И приказ как-бы выполним, и бурилку сохраним! Не хватит тяму у управленцев разбираться с этим. И дело с концом…
Штольца такой расклад уже не устраивал. Сразу надо было так поступить. Покорно сделать вид, что распоряжение добросовестно исполняется. А теперь – поздно. Штольц закусил удила. Вот он, Приказ, лежит на столе. И по факту этот Приказ для него как красная тряпка для быка. Ведь слово из песни не выкинешь – Штольц – телец по гороскопу.
Оставшись один, он внимательно перечитал содержимое Приказа. От него так и разило несправедливостью. И дело даже было не в объявленном наказании. Штольц работал на руководящих должностях уже почти два десятка лет и, конечно же, получал выговоры. Не часто, но получал. И реагировал на них соответственно, переживал очень болезненно.
