Признаться, вся эта информация пришла и сложилась у меня не сразу: почти все, что сказано выше, прошло через меня или я испытал это на себе.
Но в то утро я просто лежал на своем жестком топчане, вроде бы уже очнувшийся, но еще пытающийся оттянуть момент пробуждения, за которым снова бы последовал процесс похмеления. И далее все по известной схеме…
Из полудремотного оцепенения меня вывело нечто: то ли действие извне, то ли состояние, но в сознании моем, да, да, именно в сознании, поскольку глаза все еще были закрыты. Вдруг началось какое-то прояснение: свет стал меняться от розового к желтому, белому, появились какие-то золотые лучи, круги, кольца. Все это играло, переливалось, искрилось ярким светом; в голове зазвучала музыка, да, тот самый электронный аккорд, и откуда-то издали донесся будто благовест. Все это слилось воедино, перейдя в незнакомое состояние; откуда-то повеяло теплом, нет, жаром. О, Боже! Стало нестерпимо жарко, меня будто со всех сторон обступил живой огонь, и я, как бывает в страшных снах, проснулся и открыл глаза: передо мною стояла женщина в белом длинном, до пят, платье… Она будто выступала из мрака и стены, находясь несколько выше угадываемой линии пола. Нет, от нее не исходило сияние – она просто появилась, протянула в мою сторону руки и тихо, но четко, внятно и повелительно произнесла:
– Встань и иди! – и после некоторой паузы: – Ты слышал?
«Да», – мысленно ответил я.
– Ты слышал? – переспросила Она.
– Да.
– Ты слышал? – в третий раз спросила Она.
– Да, я слышал, – так же уверенно ответил и в третий раз я. И Она исчезла, растаяла, уступив место мраку и звенящей пустоте.
Если можно найти проще объяснение, ищите, но я лежал и «переваривал» все происшедшее. Наверное, нет такого земного слова, чтобы описать это СОСТОЯНИЕ, сложнейшее по своей композиции чувств. Люди подобрали слова «озарение», «прозрение». Да, это и то, и другое, но все равно отражающее это СОСТОЯНИЕ лишь частично, не в полной мере.
Озарение – это яркое освещение кого-то или чего-то каким-то источником света. В данном случае здесь только что источником этого внутреннего света была Пресвятая Дева Мария. В том, что это была Она, никакого сомнения не было. Прозрение же наступило уже после него, но об этом я узнал несколько позже. Сейчас же я встал, прошел в ванную, включил свет, сел на край ванны и уставился в белую стену, тупо и сосредоточенно соображая, что же со мною произошло. Троекратное подтверждение виденного и слышанного не оставляло сомнения в реальности происшедшего.
Фантастичность, мистичность явления подействовали возбуждающе: хотелось тут же выплеснуть все из себя первому встречному, но отчего-то было и жутковато, будто ты ненароком стал невольным свидетелем чужой тайны.
Что-то странное, новое, незнакомое творилось в душе – ей вдруг стало тесно внутри меня, она будто рвалась наружу, готовая или улететь сама, или вознести меня, по крайней мере, под потолок. Ее вполне можно было сравнить с хорошо надутым внутри меня в груди гелевым шаром. Сердце не колотилось, нет, но я четко ощущал его размеренные толчки. В голове лихорадочно, одна за другой, рождались мысли, которыми я пытался объяснить, назвать только что случившееся.
Одна мысль была особенно назойлива, что, мол, все равно никому об этом не расскажешь, а если и расскажешь да еще дыхнешь в лицо слушателю крепчайшим перегаром, то будешь понят абсолютно правильно: «мужик свихнулся», «белая горячка», «допился до…» Вот в этом-то и была вся загвоздка: одно дело – допиться до чертиков или зеленых крокодильчиков, это все, кранты, алкоголизм высшей стадии, практически необратимый процесс с закономерным концом. Тут споров и возражений нет.
