– Догнали! – закричал он. – Теперь живем!
Пассажир, подавшись вперед, внимательно вглядывался.
– Говорил, без остановки идти будут, а они стоят, – повернулся он к Кодкину.
– Без остановки знаешь, кто ездит? – сплюнул тот. – Не знаешь, у моей тещи спроси, она тебе объяснит.
Когда он притормозил машину у самой толпы шоферов и спрыгнул на лед, никто даже не обернулся. Все смотрели на обвязанного веревкой человека с ломом в руках, который, осторожно ступая по скользкому насту наледи, подбирался к самой ее середине. Наконец он остановился и, несильно тюкнул ломом по льду. Лом ушел под лед почти наполовину. Брызнула вода. Человек торопливо отступил и, то и дело оглядываясь, пошел назад.
Подойдя к товарищам, он бросил лом и прохрипел:
– Не пройти!
– А если под берегом? – закричал Кодкин.
– Попробовал один, – сказали ему и показали на ближний берег.
На берегу горел костер. У костра сидел человек в накинутом прямо на голое тело тулупе и глотал обжигающе горячий чай. На кустах рядом с костром дымилась мокрая одежда.
– Ясненько, – согласился Кодкин и втерся в самый центр обменивающихся короткими репликами шоферов.
Пассажир, приоткрыв дверку кабины, с напряженным вниманием прислушивался к разговору.
– Ночью прихватит, однако.
– Дед Мороз тебе сказал?
– А если вода пойдет?
– Запросто.
– В Романовке уже карбаса рубят, – суетился Кодкин.
– Ну. Назад надо.
– Коса воду держит. Тут, знаешь, какая глубина?
– Раз вперед непроханжа, значит, назад.
– А если прихватит ночью?
– Назад тоже теперь не разлетишься, – буркнул обросший до самых глаз щетиной здоровяк и ткнул в бок Кодкина. – У Калакана как?
– Не пройти. По берегу еле-еле.
– Мы шли – нормально было.
– Чего теперь оглядываться, если каждую минуту другой расклад.
– Рвать, мужики, надо, пока не поздно.
– С тем и шли: пройдем значит пройдем, не пройдем – с нас спроса нет.
Кодкин чесал затылок:
– Выходит, будем закрывать зимнюю навигацию…
И в это время его машина рванулась с места. Николай замер с раскрытым ртом.
Сначала машина откатилась назад, для разгона. Шоферы с удивлением уставились на нее, отступая на всякий случай с дороги. На месте остался один Кодкин. Его пассажир сидел за рулем. Николаю показалось, что он улыбается. Но это только показалось сквозь запотевшее стекло. Лицо незнакомца закаменело. Он переключил скорость, и машина рванулась вперед. Каким-то немыслимым рывком, когда машина проносилась мимо, Николай успел заскочить на подножку.
Машина мчалась по льду на предельной скорости. Лед под задними колесами крошился, всплескивала черная дымящаяся вода, ребром вставали и переворачивались острые нетолстые льдины. Но это было уже следом, на какую-то долю секунды следом. Поэтому машина мчалась вперед. Любая микроскопическая задержка, сбой – колесо бы проскользнуло, нога на газе дрогнула – машина бы ушла под воду. Но вот под колесами заскрипел снег, и машина, круто повернув к берегу и срезав половину сугроба, остановилась. Кодкин рванул дверку. Пассажир медленно повернулся к нему и посмотрел отсутствующим взглядом.
– Ну чего мне с тобой делать теперь? – спросил Николай сорвавшимся голосом.
Пассажир молча пожал плечами.
– Ты же, гад, говорил, что водить не умеешь!
– Не умею, – попытался улыбнуться пассажир, чуть растянув белые губы.
Николай втиснулся в кабину, бесцеремонно отодвинув пассажира от руля, и, положив голову на руль, несколько секунд сидел неподвижно. Потом, не поднимая головы, спросил:
