Степан Николаевич даже привстал, видно было, что тема увлекла его:
– Мне, если честно, не очень верится во все это. Я, конечно, не любитель всех вот этих паранормальных явлений, но кое-что читал. И сам факт вызывает серьезные сомнения.
Иван Иванович пожал плечами:
– Так верить или не верить – это дело всегда добровольное. Тем более, что доказательств все равно нет и не будет. Я знаю, что результаты расследования были засекречены, и даже в наше время крайне ограниченный круг людей имеет к ним доступ.
Степан Николаевич согласно покивал головой:
– Ну да, ну да. Это вполне объяснимо, учитывая, что в нашей стране секретят все, что только можно. Чтобы враги не узнали наши тайны. Это только американцы немедленно сняли бы фильм из серии «Секретные материалы», а у нас наоборот. Никто ничего не должен знать.
Иван Иванович улыбнулся. Конечно, у него и в мыслях не было рассказывать случайному собеседнику, что расследовал этот случай тогда еще майор МГБ Артур Владимирович Шклярский, который потом долгое время возглавлял специальный отдел Комитета государственной безопасности, занимавшийся подобными вопросами. И помогал ему Анри Волохонский – они только-только начинали вместе работать.
Случай действительно был невероятный – поезд исчез на двое суток, потом обнаружился в Выборге на запасных путях, которые незадолго до этого несколько раз осматривали. И все пассажиры уверяли, что побывали в будущем. Естественно, с них взяли подписки о неразглашении, а результаты расследования максимально причесали. Шклярский под хорошее настроение как-то рассказывал, что самое сложное для него было так составлять отчеты, чтобы никто не мог заподозрить, что он знает больше, чем пишет, но в то же время, чтобы руководство страны не потеряло интерес к этой теме.
Степан Николаевич спросил:
– А вы сами что думаете насчет подобных случаев? Сейчас часто пишут – то самолет пропал, то корабль, то вот поезд…
Иван Иванович пожал плечами:
– Если честно, я вообще об этом не думаю. Вы знаете, есть три слова, вроде бы означающие одно и то же действие. Смотреть, видеть, наблюдать. Но, согласитесь, они все-таки имеют разное значение. Мы внимательно изучаем только то, что нас интересует – это наблюдение. То, что привлекает наш ум, мы замечаем и разглядываем – это видение. И есть вещи, по которым мы просто скользим взглядом – просто смотрим на них. Так вот, в таких случаях мой взгляд просто скользит.
Проводница Маша принесла чай в классических граненых стаканах с желтоватыми подстаканниками с вензелями и положила на блюдце несколько кусочков рафинада.
– Если что-то еще нужно, скажите. У меня есть конфеты и рулетики. Ну а если хотите основательно поужинать, то в поезде есть вагон-ресторан.
Степан Николаевич замахал руками:
– Нет-нет, что вы. Вы же сами видели вчера, сколько сумок мне жена загрузила. Там на неделю еды.
Маша рассмеялась.
– Я, вообще-то, больше для Ивана Ивановича это сказала. С вами-то все ясно.
Иван Иванович тоже улыбнулся:
– Меня Степан Николаевич уже накормил, так что не беспокойтесь. Спасибо, Машенька.
Проводница ушла, прикрыв дверь, и Степан Николаевич продолжил начатый разговор:
– Но есть ведь какие-то вещи, которые вы наблюдаете, погружаетесь в них?
Иван Иванович согласился:
– Да, конечно. Я наблюдаю закат.
Его собеседник удивленно приподнял брови:
– Это аллегория?
– Нет, это как раз самое точное определение. Я наблюдаю закат человечества.
