Отец Хризостом вздохнул:
– Конечно, неясно. За исключением того, что и король Филипп Красивый, и папа Климент, которые разгромили орден, не прожили и года с того момента.
Они немного помолчали. Отец Хризостом пошевелил тонкими пальцами.
– Постарайся мыслить нелинейно. Не привязывайся к каким-то персоналиям и отдельным событиям. А представь движение в объеме – деньги и власть, это как толстая змея переползает из века в век и из страны в страну. И рано или поздно ты почувствуешь, что это движение имеет свой ритм, свой смысл и свою цель. И своих адептов. Шуалей Шимшон. Лисы Самсона.
Янка наклонила голову набок и пристально посмотрела в глаза профессору.
– Вот тут не поняла, отец Хризостом. Можете объяснить?
Он усмехнулся:
– Это образ просто, Иоанна, никакой конкретики. Помнишь, Шимшон поймал триста лисиц, привязал им к хвостам факелы и пустил на поля плиштим, чтобы все сгорело?
Янка согласно кивнула:
– Да, это было в Книге Судей.
– А ты знаешь, что спустя даже семьсот лет в Риме на празднования в честь богини Цереры в Большой Цирк выпускали лисиц с факелами, привязанными к хвостам? У Овидия есть об этом. Но никто не знает, что это за ритуал и чем вызван.
Янка серьезно спросила:
– А вы знаете?
– Да откуда мне-то знать, спустя еще две тысячи лет? – усмехнулся профессор. – Но могу предположить. Это знак тех, для кого этот мир – поле. И они в любой момент готовы его поджечь и принести в жертву. Они мимикрируют, меняют свои формы, организации, названия, но суть остается неизменной. Они служат своей идее. И они знают, что мы это знаем.
У Янки на языке завертелся вопрос, но она промолчала и не стала его задавать – она знала, что ответа не получит. Во всяком случае, сейчас.
В приоткрытую дверь купе постучали, и проводница, заглянув, спросила:
– Иван Иванович, чай будете?
Он с улыбкой кивнул.
– Маша, конечно, буду. Как в поезде можно не пить чай?
Его сосед по купе, учитель-пенсионер из Мурманска, отложил глянцевый журнал «Популярная механика» и тоже попросил:
– Машенька, и мне стаканчик, пожалуйста.
– Хорошо, Степан Николаевич, сейчас сделаю.
Проводница ушла, а учитель поправил подушку поудобнее и сказал:
– Это вы точно подметили, Иван Иванович, без чая в поезде никак.
Он видел, что учителю скучно и очень хочется поговорить – почти сутки он ехал в одиночестве. В вагоне народу немного, пора отпусков уже закончилась, в их купе верхние полки пустовали. И Петров знал, что если скажет что-то в ответ, то будет до ночи слушать истории из чужой жизни. Но его это не беспокоило, разговоры не мешали течению мыслей, поэтому Иван Иванович дружелюбно ответил:
– Это скорее ритуал, чем необходимость. Есть какая-то магия в этом действе, вам не кажется? Мы как бы приобщаемся к другой реальности, железнодорожной. Здесь все по-другому – время, пространство, расстояние. Здесь даже вода имеет другой вкус.
Степан Николаевич оживился:
– Знаете, я никогда не рассматривал это под таким углом. А ведь если задуматься… Другая реальность. Интересно… Вы слышали историю про поезд 526, который вез детей из Ленинграда в Выборг, но пропал по дороге? Точнее, он нашелся, конечно, но спустя почти сутки. А там всего сто двадцать километров. Хотя, скорее всего, это как раз из разряда железнодорожных баек…
Иван Иванович серьезно посмотрел на собеседника:
– Это реальный случай. Причем это ЧП расследовалось на самом верху. Берия лично курировал, и все результаты ему докладывались немедленно. Это произошло седьмого июня пятьдесят второго года. Поезд исчез на перегоне Горьковское – Каннельярви. И нашелся не на следующий день, а только через двое суток.
