Степанов насторожился и серьезно потребовал:
– Давай подробно все рассказывай.
Джем в сердцах выругался:
– Вот блин! Развел он меня, что ли? Как лоха прямо. Попросил прикурить. Я дал. Он спросил, чего это ментовские машины стоят у подъезда. Я сказал, что там завалили мужика на четвертом этаже. Он чего-то погнал сразу, ну, в смысле, испугался или типа того. Занервничал. Сигарету в три затяжки высосал. Потом сказал, что пойдет поднимется. Я так и подумал, что у него там интерес какой-то, может, это знакомый его. Он пошел в сторону подъезда, а там я его из виду потерял – солнце-то прямо в глаза лупит.
Степанов открыл дверь:
– Планы меняются. Пойдем, операм дашь описание мужика.
Джем хмыкнул:
– Знал бы, что из-за него обед переносится, сам бы его скрутил. Ладно, как говорится, прости, бродяга, фраер маху дал. Пошли к твоим операм.
С отцом Хризостомом они как-то сразу подружились, когда Янка приехала в Рим. Иван Иванович привел ее к нему в этот маленький кабинет и коротко пояснил:
– Брат, это Иоанна, дочь Лонгина. Учи ее.
Старый грек улыбнулся и подвинул на столе вазочку со сладостями:
– Привет, Иоанна. Хочешь рахат-лукум?
Иван Иванович легонько подтолкнул ее:
– Не стесняйся. Отец Хризостом несколько лет прожил на Афоне и оттуда привез этот обычай – встречать гостей сладостями.
Янка засмеялась:
– Я и не думала стесняться, – и тут же взяла кусочек.
За два года этот кабинет стал для нее вторым домом, столько времени она проводила здесь. Отец Хризостом читал студентам лекции по истории Восточной Церкви – и в двух шагах от Ватикана, сердца Западной Церкви, это воспринималось особенным образом. Но Янка уже давно поняла, что глубина реальности простирается дальше видимых форм. И отец Хризостом просто брал ее за руку и вел в эту глубину, ненавязчиво приоткрывая слой за слоем.
Сейчас, сидя в кресле с чашкой кофе в руках, она с удовольствием вслушивалась в журчание итальянской речи – хотя отец Хризостом легко говорил по-русски, они давно договорились общаться на итальянском, чтобы Янка развивала свой навык. Старый профессор владел восемью языками, часто переходя на иврит, когда цитировал тексты Священного Писания, и Янка всегда поражалась его способностям.
– Так вот. Жан из Булони, – отец Хризостом хитро прищурил левый глаз. – С этими древними мастерами никогда не ясно все до конца. У него колоссальное наследие, так что порой удивляешься, как человек успел создать столько шедевров. Кстати, у вас в России тоже есть его работа – в Павловске, перед дворцом императора Павла, скульптурная миниатюра Меркурий. Но я про Самсона хочу рассказать, она в Лондоне находится. Самсон, убивающий филистимлянина челюстью осла.
Янка отпила кофе:
– Странно, что вообще был выбран такой сюжет.
Отец Хризостом довольно ткнул в воздух указательным пальцем, как будто поставив невидимый восклицательный знак.
– Вот! Ты же знаешь Книгу Судей? У иудеев она называется Сефер Шофтим. Самсон, или, точнее, Шимшон – один из судей Израиля. Конечно, он больше известен сейчас, как герой мелодраматической истории – все слышали про Самсона и Далилу, или Делайлу, если на западный манер. Коварная Делайла и простодушный влюбленный. Она выведала у Шимшона секрет его сверхъестественной силы и предала. Сила его была в волосах, она отрезала волосы, Шимшона схватили и ослепили, а после держали в плену. Но враги упустили из виду, что волосы отросли, и сила снова вернулась – и Шимшон вступил в свой последний бой, убил много врагов, а сам погиб.
