– Иоанна, тебе, наверное, русские монахини рассказывали, что Джамболоньо создал одиннадцатиметрового колосса из целой гранитной скалы на берегу пруда?
Янка простодушно подтвердила:
– Да. И я теперь знаю, что он еще называется Аллегорией Апеннин.
Профессор еще больше развеселился:
– Как только мне отец Теодор сказал, что ты поехала с матерью Иунией, я сразу понял, что без Пратолино не обойдется. Она тебе не рассказывала, что ее прабабка служила у Демидовых?
Янка тоже улыбнулась:
– Вот, кстати, нет. Но теперь мне многое стало понятнее. Но что не так с этим колоссом? Это действительно ведь совершенно поразительная скульптура.
Отец Хризостом только рукой махнул:
– Ерунда, это новодел. Сказка для туристов. Может, когда-то и была оригинальная скульптура Джамболоньи, но та, что сейчас, вовсе не гранитная, а кирпичная. Просто оштукатурена умело. Я думаю, что это все провернул Павел Демидов. Своего рода предпродажная подготовка. Когда он купил эту виллу, она уже больше ста лет была заброшена. Там от зданий-то ничего не осталось, а тут скульптура… Но Павел вложился в реконструкцию, ему хотелось вернуть все в первоначальный вид – тебе мать Иуния рассказывала, что изначально Пратолино строил придворный архитектор Медичи Бернардо Буонталенти?
Янка подтвердила:
– Ага. Он до этого только крепости строил, а тут для него первый опыт был. Но вроде все получилось. А Джамболонью пригласили ландшафтным дизайном заниматься. Вот он и создал там несколько шедевров. Правда, говорили, сам он недоволен был тем, что его творения скрыты от широкой публики в такой глуши.
Отец Хризостом многозначительно поднял палец:
– Вот. В Италии многое так – главное, чтобы была красивая история. То, что сейчас нет ни первоначальных построек, ни скульптуры никого не смущает. Хотя что я про Италию… У меня на родине, в Греции, тебе будут показывать обломки, но зато расскажут длинную историю, начиная от Зевса. А все, что в хорошем состоянии – было отреставрировано в девятнадцатом веке. Я уж про Иерусалим молчу. Это один огромный аттракцион для туристов и паломников. А туризм, особенно религиозный – двигатель экономики…
Он немного помолчал и продолжил:
– У Джамболоньи… Нет, мне все-таки привычнее говорить Жан де Булонь, но, в общем, не важно. У него есть более интересная и изящная работа. Самсон, убивающий филистимлянина… Хочешь кофе?
Янка кивнула и подошла к кофеварке в углу. Налив две чашки, она поставила одну перед профессором, а со своей уселась обратно в кресло. Она не задавала вопросов, потому что и так знала – рассказ будет потрясающе интересным.
Он растерянно смотрел на свою машину на парковке в углу двора и чувствовал, что волна страха быстро накрывает его с головой. Белый «Форд Скорпио», который еще пять минут назад казался Низвицкому способом уехать от всех проблем, беспомощно накренился на бок – оба левых колеса были спущены. Низвицкому не потребовалось даже присматриваться, чтобы понять причину – на передней покрышке отвратительной ухмылкой разошелся длинный боковой порез. С задним колесом было то же самое.
Низвицкий поставил на землю туристическую сумку, которую собрала жена, и вытер разом вспотевшие ладони о штаны. Страх усиливался с каждой минутой. Молнией пронзила мысль, что за ним могут следить, и он беспомощно оглянулся. Но во дворе никого не было, лишь у крайнего подъезда играли маленькие дети. Низвицкий снова перевел взгляд на машину и чуть не заплакал. В отражении на тонированном стекле он увидел себя – обрюзгшего пузатого старика, больного и беспомощного.
