– Да, знаю, читал, – закивал Степанов. – Петр Первый много чего планировал в отношении Епифани, но не вышло.
– Мы с Берсеневым часто разговаривали. Он историю хорошо знал. Вот, например, возьми наше Куликово поле, тут недалеко, километров двадцать. Не бывал там?
Степанов усмехнулся.
– Ну как же не бывал? Нас еще в школе на экскурсию возили. Колонну смотрели, церковь, которую архитектор Щусев построил.
– Он потом и мавзолей Ильича строил… А ты в курсе, что на самом деле Куликовская битва вообще не здесь была?
– Да ладно тебе, Виктор Иванович. – Степанов даже развеселился, у него сегодня получался день исторических экскурсов. – Где же ей быть, как не на Куликовом поле?
Виктор Иванович строго посмотрел на него.
– Напрасно смеешься. Все это придумал один помещик, Нечаев его фамилия. Километрах в пятидесяти отсюда его усадьба посейчас еще стоит. Он с Карамзиным дружил, начитался его «Историю государства Российского» и решил, что битва Куликовская произошла как раз на тех землях, которые ему принадлежали. И начал всех в этом уверять. Рассказывали, что он своим крестьянам клич такой кликнул, – несите мне все старинные предметы, какие найдете, оружие там или наконечники от стрел, или еще чего.
Степанов засмеялся.
– И понесли?
– А то, – подмигнул Виктор Иванович. – Чего не нести-то, если барин денежки платит хорошие. Нечаев собирал все, а потом у себя в имении открыл музей. Так и назвал его – музей Куликовской битвы. А поскольку он уже к тому времени стал обер-прокурором Синода, то дальше все само собой завертелось. Попробовал бы кто под сомнение его слова поставить.
– А на самом деле где битва была? – Степанов даже искренне заинтересовался.
Виктор Иванович развел руками.
– Да вот откуда теперь и узнаешь. Николай Павлович занимался этим вопросом, изучал все, но видишь, как получилось…
Они подошли к дому библиотекаря. Степанов сорвал бумажку с печатью и открыл замок. Тяжелая дверь со скрипом распахнулась, и они вошли в дом. После свежего весеннего воздуха Степанов сразу почувствовал затхлый запах. Он не любил старые дома, они казались ему осколками какого-то другого мира, который воспринимался как ветхий, отживший, уходящий.
Ему нравились сахарно-белые коробки современных девятиэтажек, ровные параллелепипеды, асфальт, бетон и стекло. Для него новые микрорайоны были олицетворением прогресса, символом развития, движения вперед. А вот эти особнячки скрывали в себе тайное сопротивление новому, всегда были обращены в прошлое.
Количество книг произвело на Степанова впечатление.
– Да-а, – протянул он. – Я думаю, Виктор Иванович, мне было бы интересно с вашим библиотекарем поговорить.
Участковый согласился.
– Это вне всякого сомнения. Таких людей нечасто встретишь. Я удивлялся даже, чего он в Москву не уехал, там ему нашлось бы дело поважнее его библиотеки.
Степанов изучал корешки книг. Большинство авторов были ему совершенно незнакомы, он только по названиям мог предположить, что основная подборка здесь на философско-нравственные темы. В общем-то, судя по набору книг, покойный библиотекарь не интересовался современным политическим моментом, хотя и Ленин, и Маркс присутствовали на полках.
– А ты сам не спрашивал у него, чего он к Епифани прикипел? Или он местный?
– Не, не местный. Он у нас в начале восьмидесятых появился. Я точно не помню, вроде сразу после олимпиады. Говорил, что на севере работал, но здоровье не позволяло там оставаться.
