– А вы в небо смотрите иногда? – спросила я его встречно.
– Иногда смотрю, и что?
– И что, никогда не видели, как там пролетают самолеты?
Он сидел напротив меня, и глаза его заметно расширялись.
Потом добавил.
– Тебе надо поесть, после той сон-ягоды у тебя, видно, видения дьявола.
Дверь отворилась, и тот же бородатый парень занес корзину, поставил на стол, что-то сказал на своем непонятном языке и вышел.
– Идем к столу, – сказал Винценто.
Я слезла с кровати и пошла к столу, он вытаскивал из корзины хлеб, топленое масло в горшочке, одну жареную рыбу средней величины, похожую на форель, луковицу, яйца и смешной формы бутылку, не знаю, чем наполненную. Убрав корзину со стола и пододвинув табурет, сказал:
– Садись, кушать.
– Спасибо, – и села на табурет.
Он же опять отошел к окну, облокотился и молча стал наблюдать.
– А сколько времени я спала? – спросила я его.
– Почти сутки, – ответил он.
– Как сутки? – чуть ли не выкрикнула я
– А сколько ягод ты съела?
– Каких ягод?
– Ну там, у большого камня, где Эгона ждала?
– А, землянику, ее только три ягодки было. Так мало, что я даже вкуса не почувствовала.
– Это сон-ягода паралич, а не земляника, хотя очень на нее похожа. Спасибо скажи, что их так мало там было, а то бы давно спала
вечным сном.
– Спасибо, – сказала я и стала разрывать хлеб, поскольку он не был нарезан и ножа не было, взяла рыбу, положила на деревянную миску, которая стояла на столе, и стала руками ее разделывать и отправлять себе в рот, ни вилки, ни ножа не было, лежала только деревянная ложка, видно, для масла.
Он опять достал из голенища сапога свой кинжал и рассек луковицу. Обалдеть, подумала я. Но сырой лук мне на дух не надо было. Рыба была вкусной, а может, я была сильно голодной, хлеб был мягкий, вкус обалденный просто. Открыв бутылку, Винценто взял ковш, выплеснул в окно оставшуюся воду и налил туда содержимое бутылки, подал мне.
Запахло кислым.
– Что это? – спросила я его.
– Вино, пей.
Отхлебнув вина, меня аж передернуло, такое оно было кислое. «Уксус, блин, – подумала я, – а не вино, брр, не люблю вообще вина». Но не стала показывать, что мне это не нравится.
Отхлебнув для приличия еще пару глотков, я почувствовала, как тепло стало растекаться по моему телу. Я слегка опьянела.
– Кажется, я сейчас от вашего вина опять усну на сутки, и тогда меня будет разыскивать полиция.
Он взял ковш с вином из моих рук, произнес:
– Точно, теперь я вижу, что хватит тебе пить. Ешь лучше.
Но съев почти рыбу до конца, я была уже сыта. Сейчас мне хотелось лечь опять в кровать и уснуть, легкое головокружение в голове делало тело слабым. И чего меня опять понесло, сама не знаю. Хотя, как не знаю, знаю, терпение лопалось, но натура есть натура. Слегка краснея, сказала:
– А где у вас тут комната личной гигиены?
– Какая комната?
– Ну ладно, не личной, а общественной?
– Я не понял, какой комнатой ты интересуешься?
– Ну вот блин, все надо сказать прямым текстом. Туалет, говорю, где?
Смеялся он красиво и очень заразительно. Я тоже засмеялась. Но смех смехом, но естество давало знать. Тут он стал отходить к двери, при этом рукой указал в другой угол, который был шторкой отгорожен, и снизу виднелся горшок. У самой двери сказал:
– Я скоро вернусь, и не смей спать.
Сам быстро вышел.
Подойдя к углу и отодвинув шторку, я уже не смеялась, там правда стоял горшок и ничего другое не было. Я бросилась к двери, стала кричать, колотить по ней.
