«Если он умоется и наденет нормальную одежду, он будет очень даже симпатичным юношей», – подумала я, пристально его разглядывая.
Я шагнула влево, хотела обойти его, он тоже шагнул, я вправо, и он туда же, не давая мне обойти его.
– Послушай, юноша, иди своей дорогой, пожалуйста, не зли меня.
– Ты голая, – сказал он.
– Я голая?
И тут он схватил меня обеими руками за плечи и попытался прижать к себе.
Я с силой оттолкнула его, и он, не удержавшись на ногах, покатился с тропы вниз, в глубокий каменистый ров, весь поросший колючками. Я очень испугалась, так как не хотела, конечно, чтоб он свалился туда.
Летя вниз, он кричал, потом резко стало тихо, я испугалась и стала его звать:
– Пацан, ты там живой?
В ответ мне была тишина, подойдя к краю тропы, я, наклоняясь вперед, попыталась рассмотреть, что там, внизу, но выступающий камень мешал, я отошла левее и снова потянулась вперед. Ногой нащупав твердую поверхность, я, не глядя, наступила туда и тоже полетела вниз. Летя, я пыталась цепляться за кусты, но все они были колючими. Долетев до низа, я была вся в колючих репейниках или как они назывались, не знаю, но кололись как кактусы, вся поцарапанная, кое-где даже на руках и ногах кровяные ссадины, руки все в занозах. Лежала и боялась шевельнуться. Все тело жгло, как будто терлась об крапиву, ко всему еще потеряла свою босоножку с правой ноги, слезы потекли из глаз, я ворчала на все – на боль, на колючки, которые никто не вырубал и эти кусты здесь устроили себе колючий рай. Так, жалея себя, проползла немного наверх, ища босоножку, увидела сидящего пацана, стиравшего листом от какой-то травы сочившуюся кровь с ноги. Мне показалось, он плакал, как настоящий мужчина, тихо, не издавая звуков. Хотя, может быть, мне это просто показалось. Я направилась к нему.
– У тебя кровь! – вскрикнула я, кровь во мне всегда вызывала панику.
– На себя посмотри, как будто у тебя нет крови. И вообще иди отсюда, не подходи ко мне!
– Никуда я не уйду… Прости, я не хотела так сильно толкнуть, просто так получилось, сама не знаю как.
С ноги у него капала кровь, падая, мальчишка, видно, сильно где-то зацепил ногой об острый камень. Он быстро сморгнул слезы. Не хотел их мне показывать. Чисто мужской жест. Я сделала вид, что не заметила. Недолго думая, я подняла подол своей длиной юбки и стала отрывать не очень широкие полоски ткани. Надо было сделать повязку на ногу, да и себе перебинтовать руку, рана тоже кровоточила выше локтя, обе руки были сильно поцарапаны.
Он смотрел на меня удивленным взглядом. Оторвав край своей юбки и очистив полоску от колючек, я подошла к нему вплотную и сказала:
– Давай перебинтую, хоть это не бинт, но все же лучше, чем ничего.
Он качнул головой, подставляя ногу, чтобы перебинтовать. Если честно, не знаю, как я держалась, я боялась вообще-то крови всегда. А тут храбрилась, хотя мой желудок начинал при виде всей яркости крови возмущаться.
– Сильно больно? – спросила его.
– А тебе? – задал встречный вопрос пацан.
Лучше бы он не спрашивал, мне было больно, босоножку я не нашла, все кололось, пекло, чесалось. И меня прорвало, я заплакала как ребенок.
Он встал с места и стал вытаскивать из моих волос репей, приговаривая:
– Не плачь, заживет, а вот репей лучше вытащить сейчас, а то скатается еще больше, потом останешься без волос.
Сейчас этот пацан вел себя как мужчина, он не показывал, что ему так же больно, как и мне, а может, еще больнее. Мне стало стыдно, я, взрослая женщина, распустила нюни перед ребенком, у которого раны на теле были не меньше моих. Вытаскивая из волос репей, я машинально стала обдирать колючки с его одежды. Потом посмотрела в его глаза, они были удивительно красивы. «Не одну девушку он сведет ими с ума», – подумала я. Он возился в моих волосах, стараясь не делать мне больно.
