Время в природе и науке - страница 13

Итак, в тебе, душа моя, измеряю я времена…

Августин Блаженный. Исповедь

Увеличение знаний о времени, как и вообще их приращение, есть непрерывное заострение или сокращение угла зрения и, значит, акт самоограничения мыслителя. Тот, кто уточняет, непрерывно улучшает свою позицию и тем самым уменьшает свои претензии на то, чтобы знать все обо всем, стремясь лучше знать многое о немногом. Иначе говоря, развитие знания повышает скромность его носителей. Вот почему все дальнейшее изложение, собственно говоря, будет описанием постепенного самоопределения мыслителей, работающих над пониманием концепции времени.

Греческие мыслители начали со всеобщего. Протагор заявлял, что человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют, и называл себя «софос». Его ученик Сократ свел свою роль к более скромной, называя себя «философ», т. е. уже не мудрец, но «любитель мудрости», и несуществующие предметы ему по его складу ума уже были не столь интересны, и в «Тимее» он только слушает о них, правда, довольно заинтересованно. Платон тоже относил себя к философам, но был склонен к рассмотрению всего круга философских предметов как существующих, так и запредельных. Его главный предмет как раз трансцендентен – идеи, расположенные над вещным, видимым миром. Идеи нетленны и потому более реальны, чем окружающий мир подвижных бренных временных вещей.

Однако, по моему мнению, Аристотеля уже нельзя назвать философом в подлинном смысле этого слова. По своим умственным интересам он в большей мере ученый, естествоиспытатель того времени. Для него важнее предметы, которые существуют, важнее реальные их свойства и бесконечные, богатейшие отношения, и потому он, в сущности, создал теоретическое природоведение. Он исключительно близок по стилю мышления тем ученым последующих веков, для которых наука была знанием о том, что существует, а не о том, как это существующее возникло, и тем более о каких-то невразумительных «несуществующих вещах». Причем, если современному ученому легко придерживаться такого позитивного мышления, оно уже давно складывается как привычная атмосфера ученого мира, но даже еще в позапрошлом веке такой стиль мысли не был безусловен и его нужно было специально вырабатывать. Можно себе представить, сколько мужества потребовалось Аристотелю для создания новой манеры исследования. Надо было преодолевать уже наработанную традицию рассуждать обо всем на свете.

Вот почему наиболее полные и всесторонние обсуждения темы времени и пространства Аристотель предпринял в труде, который называется «Физика», что в его эпоху означало теоретическое знание о природе. Тем самым, можем мы заключить, он отнес время к области природы, а не к сфере мышления или эстетики, например.

«Каким образом появится предшествующее и последующее, если не существует времени? Или время, если не существует движения?»[22] – спрашивает он. Правда, все философы, за исключением одного, называют время нерожденным. Они, следовательно, присоединяются к Демокриту, «который доказывает невозможность того, чтобы все возникло, так как время есть нечто невозникшее, – продолжает далее Аристотель. – Один только Платон порождает его: он говорит, что оно возникло вместе со Вселенной, а Вселенная, по его мнению, возникла»[23].

Вот здесь мы и видим, что для Аристотеля, как для истинного ученого, интереснее не происхождение времени в начале мира (или происхождение мира вместе со временем, как то трактует Платон), а логически правильное описание времени, его свойств. Природа времени для Аристотеля заключена не в его происхождении. Сначала нужно определить, существует ли оно в действительности, что оно собой представляет, а затем уж решить вопрос о его природе или происхождении.