Мне было восемнадцать, когда у меня случилась первая паническая атака. Я вела машину ночью, по кольцевой автодороге, возвращаясь после вечеринки с друзьями. Внезапно я стала ехать медленнее, а потом и вовсе остановилась. И тогда я почувствовала дрожь в пальцах. Меня словно обдало жаром изнутри. Я начала задыхаться. Открыв окно, я включила радио. Зубы мои оказались плотно стиснуты, а сердце принялось так сильно биться, что мне показалось, будто оно сейчас остановится. Мне стало трудно дышать, голова кружилась. Я кое-как выбралась на полосу аварийной остановки, не понимая, что со мной происходит, уверенная, что я сейчас здесь умру, вот так, в полном одиночестве. Я разложила сиденье и легла, закрыв глаза, надеясь, что мне не будет уж очень больно. Вокруг меня все словно покрылось пеленой, словно все происходило во сне. Я дрожала всем телом, я даже не замечала мчавшихся машин, а слышала только свое сердце. Длилось это несколько минут, показавшихся мне бесконечностью. Постепенно сердечный ритм стал замедляться, дыхание выровнялось, тело расслабилось. Меня сильно зазнобило. Я не стала ничего ждать, опять села за руль и продолжила путь. Когда я вернулась, отец с Жанеттой уже спали, я прошла в свою комнату и тоже легла.
Ночью все повторилось. В последующие дни тоже.
Врач отправил меня к психиатру, который диагностировал у меня панические атаки с элементами агорафобии. Он мне прописал лекарства, которые я принимала несколько месяцев, а также назначил сеансы поведенческой и когнитивной терапии. Я должна была научиться противостоять своим страхам, освоившись с ними и став менее чувствительной. Я выдержала лишь три сеанса. Когда я сказала психиатру, что отказываюсь от терапии, он признал, что действия, когда паническая атака провоцируется, часто бывают очень болезненными для пациентов. Так оно и оказалось в моем случае. Но еще бóльшую роль сыграла боязнь окончательно лишить себя надежды на излечение. Мне хотелось оставить «про запас» информацию о том, что действенная методика существует, на случай, если болезнь меня накроет уж совсем нестерпимо. А если я пройду все сеансы сейчас, и она не подействует, у меня не останется никакого спасательного круга.
Так что, оставаясь замкнутой в своей капсуле, я просто сводила к минимуму риски. Я вращалась исключительно среди знакомых людей, бывала только в привычных местах, ездила по определенным дорогам. Вплоть до последнего решения. Вот об этом-то я как раз и не подумала. Я вообще не подумала о себе. Дочерям требовался свежий воздух, и я прорвала свой кокон.
5 апреля
Дорогой Марсель!
Надеюсь, у тебя все хорошо, у меня тоже, только я очень хочу спать, но не могу – пришла моя смена. Сейчас четыре часа утра или около этого, хотелось бы писать в хороших условиях, но мама и сестра рычат, что свет мешает им спать. Тогда я прицепила к голове карманный фонарик, обмотав ее скотчем, и спряталась под одеяло рядом с Хлоей. Мне нельзя резко двигать головой, иначе я не вижу того, что пишу, но в целом все в норме.
Ты только представь, мы – в Гамбурге, а это в Германии. Мама отыскала стоянку трейлеров, как раз напротив порта, и мы прошлись по городу, на этот раз пешком. Ну и здорово же было! Мы увидели большое озеро с лебедями, пакгаузы возле самой воды, большие суда и дома, каких я нигде раньше не видела, я нашла прелестный камешек – он станет отличным сувениром, но затем начался дождь, и нам пришлось вернуться.
