Как ни странно, воды Лёня бояться не начал. Весь ужас внезапного падения с буны в его сознании связался с отцом. Он по-прежнему с удовольствием ходил с бабушкой на пляж, а уже позже, в школе, научился плавать, во многом благодаря Борьке, причём научился не в море, а в заводи Змейковского водопада. Потом ещё и начал вслед за Борькой прыгать в эту заводь с каменных выступов.
А вот отец с тех пор прочно ассоциировался с опасностью. Он приезжал каждое лето, гостил у них дней десять. Пил с бабушкой разведённый спирт и долго с ней о чём-то беседовал. Каждый раз собирался забрать сына, но каждый раз находилась причина, почему нужно подождать ещё год – то Лёня был слишком маленький, потом он пошёл в школу, а кто будет в Москве с ним делать уроки? Вскоре у Лёни открылся музыкальный талант, и ему нужно было заниматься. Как-то все эти детские проблемы не вписывались в жизнь Виталия Волка, о многих обстоятельствах которой Лёня тогда не догадывался, да и не думал об этом. А бабушка была в них посвящена и все разговоры на тему возвращения в Москву обычно жёстко обрывала.
Тем не менее именно отец купил Лёне собственное пианино. Совершенно спонтанно: он, как всегда, сидел с бабушкой за столом, ужиная после проведённого с Лёней дня. Они гуляли по Сочи, были в дендрарии, а потом ели посыпанное орехами мороженое из алюминиевых вазочек и пили ситро в кафе на набережной. Вернувшись домой, Лёня уселся за ноты. Летом, когда музыкальная школа закрывалась на каникулы, он маялся от невозможности заниматься. Конечно, оставалось пианино у Карлинских, но каждый день приходить к ним играть он не мог, да и у Борьки всегда находилось к нему дело куда более интересное, чем просиживание штанов за инструментом. Этой весной Лёня упросил Илью Степановича дать ему переписать сборник нот для пятого класса. И теперь сидел над нотами, разбирая очередную пьесу. На что бабушка и обратила внимание старшего Волка.
– Не от мира сего растёт ребёнок, – тихо заметила она. – Посмотри, он сам себе играет, без пианино. Пальцами перебирает в воздухе и что-то там слышит. Это же ненормально.
– Ненормально, что у него нет инструмента, – возразил отец. – Говорите, хвалят его в школе?
– В музыкальной-то? Чуть не молятся на него, – усмехнулась бабушка. – Зато из обычной одни трояки да двойки носит. Да где мне взять его, инструмент, Виталик? Дефицит, понимаешь? Не до роялей сейчас советскому государству.
А на следующий день в их доме появилось пианино. Чёрное, как у Борьки, но, конечно, не «Бехштейн», а «Красный Октябрь», с куда более скромным, но вполне приличным звучанием. Пианино было не новое, на крышке виднелись потёртости, а вторую педаль чья-то неумелая нога слегка погнула. Оно заняло половину комнаты, так что стол, за которым обедали, пришлось вынести во двор. Но Лёня был готов и обедать, и делать уроки хоть на полу, главное, что у него теперь есть собственный инструмент!
В тот же вечер отец смог оценить музыкальный талант сына – Лёня без остановки играл всё, что знал. Не для того, чтобы похвастаться перед родителем, нет, ему просто хотелось как можно скорее услышать, как будет звучать уже выученное на его собственном пианино.
* * *
Из дневника Бориса Карлинского:
Ни черта я не понял, честно говоря. Лёнька заикался на каждом слоге, махал руками, хватался за сердце и не мог ничего объяснить. Выглядел он ужасно: заляпанная высохшей кровью рубашка, безумные глаза, морда какая-то помятая, да ещё и размалёванная. Прямо с концерта он к этой бабе поехал, что ли? К чему такая спешка, что даже не умылся? Так трахаться захотелось? Ну так нам вроде не по двадцать уже.
