Боря как раз в деталях описывал эту историю, подъезжая к дому.
– Внучкá бы ей, – резюмировал он. – Чтобы на него всю эту нерастраченную нежность выливать. А то белки, собаки, кошки. Зоопарк какой-то! Я каждый раз, когда дверь открываю, жду, что на меня новый хвостатый жилец свалится, и только надеюсь, что он не окажется змеёй или ящерицей какой-нибудь.
Волк устало улыбнулся, несмотря на полный разлад в душе. Умел всё-таки Борька поднять настроение в любой ситуации. И сейчас даже хорошо, что можно ничего не говорить. Тема внучков для Карлинских самая болезненная: – единственную дочку, их долгожданного позднего ребёнка, красавицу Мишельку они несколько лет назад выдали замуж, как все еврейские родители, ожидая немедленного продолжения рода. Но Мишель никуда не торопилась, занималась в своё удовольствие фотографией, проводила выставки, колесила по всему миру вместе с мужем-художником и совершенно не понимала переживаний старомодных «предков». Её-то время не поджимало, в отличие от Бориса, который всё же надеялся не только увидеть, но и понянчить внука до того, как нянчить придётся уже его самого.
Едва Борька открыл ворота, как поднялся оглушительный многоголосый собачий лай, а стоило Волку вылезти из машины, на него тут же кинулись два пса, огромный рыжий и мелкий, но брехливый чёрный. Кинулись исключительно для того, чтобы облизать и украсить его брюки разномастной шерстью.
– Ну наконец-то! – Из окна уже высовывалась Полина, миниатюрная, всегда приветливо улыбающаяся, неопределяемого возраста женщина, которую Волк любил как родную сестру. Впрочем, больше, чем сестру. Отношения с Ликой даже сравнить нельзя было с той нежностью, которую он испытывал к Поле. – Почему так долго, Боря? Почему ты не позвонил, что вы выезжаете? Лёня, ты почему раздетый? Немедленно заходи в дом, я найду тебе халат.
Она умудрялась беспокоиться обо всём сразу, задавая десять вопросов в минуту и не требуя на них ответа. Стоило Волку переступить порог дома, как Поля развила вокруг него бурную деятельность: вот Борин халат, надевай, а то простудишься, а у тебя голос; ты наверняка хочешь помыться после этого ужасного изолятора, чистое полотенце на третьей полочке в шкафчике слева, нет, погоди, я сама тебе дам; не наступи на хвост Матильде и вообще держись от неё подальше, она позавчера родила, чудные котята, три сереньких, один чёрненький, но теперь Матильда бросается даже на своих. И так далее и тому подобное. Пока Борис загонял машину в гараж, Поля успела закружить, заговорить Волка, довести его до ванной комнаты и нагрузить чистым бельём.
Закрыв за собой дверь ванной, Леонид Витальевич с наслаждением стянул грязную, пропитавшуюся пóтом одежду, сунул её в приветливо раскрытое жерло стиральной машинки и залез в душевую кабинку. Господи, какое счастье стоять под струями тёплой воды, смывая с себя весь ужас прошедших суток, а заодно остатки грима с лица и лака, с помощью которого Ленуся, верная его костюмерша, умудрялась превратить жидковатые и поседевшие волосы Волка в роскошную шевелюру, прядка к прядке, так что никто не замечал, что на затылке у него уже немаленькая залысина. Как говорит Борька, сам виноват, всю жизнь чужие подушки давил. Ну завидовать можно и молча. Не такая уж большая расплата, есть у него счета и посерьёзнее.
Он полоскался минут двадцать и простоял бы так ещё столько же, если бы дверь санузла не распахнулась и не появился невозмутимый бесцеремонный Борька. И мало того что у кабинки стенки прозрачные, так у этого поганца ещё и потолок в ванной зеркальный. Посвистывая себе под нос, Борька занял позицию перед унитазом и посмотрел через тот самый потолок на остолбеневшего Волка.
