Ксеня прикрывала глаза и видела почему-то лопасти вертолетного винта. Рубленые, слишком неровные, слишком неритмичные их движения наводили на мысль о неисправности: взмах, пауза, взмах. Что-то не так было с этим январем, с этим городом, с этим миром.
Или с ней самой?
Торговки из овощных рядов Сытного рынка, словоохотливые тетки с шерстяными платками на пояснице, стали угрюмыми и настороженными. Губернатор выпустил указ о запрете посещений культовых учреждений: с февраля храмы пополнят списки уже закрытых музеев, театров и кинозалов. Объяснения были, как всегда, скудными и лаконичными: угроза инопланетного вторжения и сверхмощные вражеские технологии, которые воздействуют на человеческое сознание, если люди собираются вместе числом более пятидесяти. Правительство настоятельно рекомендовало – пока это были всего лишь рекомендации – по возможности отменить перемещения не только между городами, но и внутри города.
Ксеня провела дома все каникулы.
Она пару раз съездила на кафедру – обновить перечень оборудования, убедиться в том, что приборы в рабочем состоянии, а расходные материалы – в достаточном количестве. Дверь кабинета Конышева была плотно закрыта. Что-то дрогнуло в Ксенином сознании. Ей не нравилось это ощущение: будто внутри мозга поселился мотылек и шевелит крылышками при воспоминаниях о недавних событиях.
Ксеня помнила, как чудом сдала зачет по физике, несмотря на недосып и недостаточную подготовку. Кажется, Образов, всегда жесткий и требовательный, пошел на уступки и проявил удивительную лояльность.
Она помнила, как глупо поссорилась с Оксанкой из-за Сашки, а с Сашкой – из-за его настырного любопытства и желания влезть в ее жизнь. Или из-за Оксанки? Инка Аветян сказала, что Оксанка не сдала физику с первой попытки и пересдавала зачет спустя неделю. Наверное, она уехала на каникулы домой. Пока еще можно было уехать.
Шли дожди. Мокрые крыши автобусов, ларьков, мокрые плащи прохожих, зонты и лужи – все поблескивало. Город играл сам собой в мрачную мистерию, зима притворялась то ли весной, то ли осенью. Казалось, еще немного, и от малейшего дуновения ветра вода наконец вырвется из гранитных берегов и хлынет по улицам. Впору было поверить в недобрые питерские легенды и, оглянувшись, увидеть, как из тумана за твоей спиной поднимается оживший Медный всадник.
В какое-то из январских воскресений Ксеня снова отправилась навестить деда и отца.
Она старалась ступать на островки асфальта между лужами, но быстро смирилась с тем, что посуху пройти невозможно. Похоже, она проведет первую петербургскую зиму с почти постоянно мокрыми ногами. Ксеня получила неплохую стипендию, и зарплату на кафедре выдали с щедрой новогодней прибавкой. Она могла бы наконец купить новые сапоги. Но почему-то мысль о новых сапогах раздражала: сколько той зимы осталось?
Показалась зеленая церквушка. Ксеня обычно обходила ее по широкой дуге, потому что рядом толпились люди, но сегодня народу было мало. Из приоткрытой двери донеслось пение. Снаружи у стены стояла металлическая подставка с зажженными свечками, и янтарный частокол дрожал язычками пламени на ветру.
Уже сгущались сумерки, и церковь выглядела как островок уюта и тепла среди серых и мрачных деревьев и могил. Ксеня замедлила шаг.
Люди заходили в церковь, кто-то стоял возле ряда свечек, склонив голову, но Ксенино внимание зацепилось за другое. Несколько женщин шли вдоль церковной стены, обходя здание против часовой стрелки и не отрывая ладонь от стены. Ксеня остановилась. Она немного подождала и убедилась в том, что не ошиблась: из-за угла слева показалась та самая женщина в красном платке, которая несколькими минутами ранее исчезла из виду. Закончив полный круг, она подошла к металлическому ящику под частоколом свечек, что-то засунула под него, прислонилась лбом к стене и в такой позе застыла.
