– Почему ты грустишь? – спросила девочка, рисуя на листе желтый круг.
– М? – Лешу выбивает с собственных мыслей, – Просто день плохой.
– У меня тоже, – вздохнула она.
– Что такое? – забеспокоился старший брат.
– Меня обзывали. Учитель математики. Он говорил, что в таких юбках ходят…– она запнулась, – Я не скажу это слово, ты будешь ругаться.
Леша понимал, что это за слово. И учитель тоже понимал, но почему-то говорил его маленькому ребенку. «И куда только катится этот мир?» – думал он. Девочка не выглядела вызывающе, нет. Она выглядела так, как выглядели все девочки её возраста: серая форма, два аккуратных приспущенных хвостика с белыми заколками, добрые глазки цвета горячего шоколада.
– Не говори. Хочешь, я схожу в школу? От отца с матерью ты защиты не получишь.
– Не надо, он не первый раз такое говорит. Потом злиться на меня будет.
– Что за глупости, зайчонок? Я обязательно схожу в школу.
– Не надо, Леша. Он будет обзывать ещё больше. Я сама должна.
– Как же ты сама справишься?
Родители приехали через час. Леша вышел в коридор, сложив руки на груди, и оперся спиной о дверной косяк.
– И чего вы ездите к нему как лучшие друзья? Почти каждый день. Как он ещё только вас впускает, – буркнул он.
– Потому что твой отец у него работает, дорогой мой, – строго ответила Ангелина, снимая пальто и вешая его в большой белый шкаф. Она оголила красивые белые плечи, которые были открыты из-за бежевого платья, – И за все время они стали хорошими друзьями. Ты должен быть рад, для тебя стараемся ближе к президенту быть.
– Я не просил быть ближе к президенту, – нахмурив брови, промямлил Леша.
– Да мы ведь пытаемся устроить твое будущее, неблагодарный! – встрял отец, – Пойми ты, Третьев не вечен. Он очень любит тебя, да и уже не раз заходила речь о тебе и престоле.
– Престол что, мячик, который можно бросать кому угодно? – возмутился студент.
Появилась мысль о том, что люди, действительно, как и сказал Савелий, перестали мыслить. Будто все резко стали глупыми и только и думают о том, как угодить «царю», чтобы занять через годы его место. Такое чувство, словно только Леша не пытается быть ближе к Третьеву.
– Нет же, сын, – рыкнул Николай, – Его можно бросить только близким людям. В случае Третьева – это наша семья. Поэтому ты станешь новым президентом.
– Нет, – отрезает студент и уходит к себе.
Весь вечер дома он молчал. И в воскресенье тоже. А в понедельник все по-старому. Утром будильник, потом колледж, парк. В колледже Леша только пару раз переглянулся с Савелием. Кажется, он обиделся. А Леша не знал, что делать в этом случае. То ли подойти и обнять его, что Романов считал весьма странным, то ли ждать, когда тот сам подойдет.
После колледжа он опять решил прогуляться. В тот же самый парк, уже чуть глубже.
Леша шел минут пятнадцать по прямой. По бокам были высокие живые деревья – жители активно старались заниматься озеленением одного из последних клочков земли, где остались деревья. Но в то же время, всем было откровенно плевать на лесок и искусственный водоем за этим парком. Насколько было известно Леше – там не было людей. Совсем никого. И от этого почему-то место притягивало к себе студента.
Он быстро перебрался через забор, оглядываясь по сторонам, и через время, уверенной походкой прошмыгнул к водоему, замирая. Даже представить себе было сложно, как был красив этот водоем. Вода была прозрачная, будто её и вовсе нет, будто рыбы – золотые и серебристые, как в сказке – летают в воздухе. Небо над ним казалось светлее, чем там, в парке, за лесочком. Будто все облака пропали в ту же секунду, как Романов поднял голову.
