– Есть закон…
Семенова вновь вскинула вверх руки:
– Мы знаем законы! В сообщении не было призывов о помощи, не было указаний на убийцу, ничего такого…
– Мне нужно получить это сообщение, – Рассказов решительно встал, но Екатерина продолжала сидеть, всем своим видом показывая, что и полицейскому незачем куда-либо бежать.
– Когда Феоктистов заявил о предварительной версии самоубийства, я засомневалась, – повторила она. – А когда сегодня утром наши серверы оказались взломаны и пропала вся переписка за позавчерашний день, я утвердилась в своих сомнениях!
Рассказов снова сел на диван.
– Вы заявили о взломе? Нашли взломщиков?
Семенова устало махнула рукой.
– Нас пытаются взломать по нескольку раз на дню. До сих пор взломать удавалось лишь три раза. И все это было несколько лет назад. Инженер по Безопасности Сети проинформировал, что нас зачистили так, что искать следы бесполезно и… даже не безопасно.
Рассказов удивленно приподнял бровь, и это движение не ускользнуло от журналистки. Она беззлобно усмехнулась:
– Как раз дело по вашему профилю.
– Что было в сообщении Иванова? – игнорируя замечание, спросил Рассказов. Сейчас его интересовало только это. – Кто-нибудь может восстановить?
Журналистка игриво прищурила глаза:
– Да.
– Кто?
– Я!
Рассказов молчал и ждал. Семенова не стала глумиться над молодым дознавателем и перекинула на его МУН текст сообщения.
– Имею привычку все копировать и дублировать, – пояснила она. – Читайте сами.
Рассказов жадно набросился на послание, на время забыв где и с кем он находится.
«Меня убили. Это секта! За всем стоит „Левиафа“. Их покрывает полиция. Голубь принесет ответ.»
Рассказов перечитал несколько раз. Смысл доходил с трудом. Написанное очень походило на бред шизофреника. Сергей колебался. Конечно, смерть Иванова наступила при не вполне выясненных обстоятельствах. Существуют косвенные улики, подтверждающие версию об инсценировки самоубийства. Его собственное признание подтверждает версию убийства. Потерпевший бросает подозрение на некую организацию, имеющую религиозное основание и опирающуюся на поддержку полиции. И завершает сообщение неоднозначным утверждением. Но все эти заявления разбиваются о суровый вердикт патологоанатомов. Слова шизофреника не имеют юридической силы.
Екатерина внимательно следила за полицейским, когда тот вдумчиво и молчаливо разбирал текст.
– Ну и что вы обо всем этом думаете? – не выдержала журналистка. Рассказов вернулся в реальный мир.
– Почему Иванов обратился в вашу редакцию? – неторопливо заговорил он, продолжая анализировать информацию. – У вас с гражданином Ивановым были какие-то контакты до этого?
– Если и были, то я об этом ничего не знаю. А обратился к нам потому, что мы единственные в городе говорим правду, не взирая на лица!
Прозвучало пафосно. Екатерина даже горделиво вздернула подбородок. Рассказов подумал, что любой журналист скажет то же самое о своём медиахолдинге. Но благоразумно промолчал об этом. В ответ сказал:
– Это делает вам честь. Тем приятнее будет с вами сотрудничать.
Екатерина чуть заметно улыбнулась. Лесть оценила и явно обрадовалась словам о сотрудничестве.
– Так есть, что сообщить общественности о деле Иванова? Из того, что, конечно, не помешает следствию?
Семенова не любила откладывать дело в долгий ящик. Рассказов подметил в ней эту черту и понял, что эта характеристика помогла ей добиться положения ведущего корреспондента в крупном городском медиахолдинге.
