Мокки посмотрел на Уроза и испугался. Тот прикрывал себе глаза правой рукой, словно от лучей солнца. Но солнце уже успело опуститься за гору. Наступили сумерки.
– Тебе плохо? – шепотом спросил саис.
И тут тоненьким от любопытства голосом хозяин чайханы спросил:
– А как звали того старого чопендоза, ты помнишь, о достойнейший?
– Пока я буду жив, я сохраню в памяти его имя, – ответил кандагарец.
Уроз опустил руку.
– Его звали Великий Турсун, – сообщил купец.
– Великий Турсун, – воскликнул с почтением чайханщик.
– Великий Турсун, – повторили купцы.
– Великий Турсун, – откликнулись слуги. Самый младший из них скромно спросил:
– А ты помнишь имя сына, который так хорошо помог отцу?
Купец посмотрел на мальчика, помотал своей огненной бородой и сказал:
– Знай, о бача, что память, чтобы оставаться хорошей, не должна засоряться второстепенными именами.
Путники направились к автомобилю. Их провожал хозяин чайханы. Слуги убрали посуду и остатки еды. Странная тишина воцарилась в начавшем погружаться в ночь саду. Мокки изнемогал от усталости. Он мельком взглянул на Уроза. У того лицо было напряжено до предела. Глаза его блестели, как у помешанного.
– Я лягу спать рядом с тобой, чтобы тебе было теплее, – предложил Мокки.
– Сейчас ты оседлаешь Джехола, – ответил Уроз.
– Но ты… ты же сказал… – забормотал саис.
– Я сказал: иди седлать Джехола.
Голос Уроза оставался тих и спокоен. Но интонация была повелительной. Мокки поплелся к лужайке возле ручья, где стоял конь. Он шел медленно, ноги его были, как ватные.
– Быстрее! – крикнул Уроз.
Никогда, никогда не думал он, что бывают такие страдания, какие он пережил в этой чайхане. Теперь и садик, и ручей, и деревья, и гомон певчих птиц – все превратилось для него в муку. Все отравляло кровь, плавило мозг. Даже та ива, к которой он прислонился, жгла ему спину. И ствол ее, и ветви казались теперь уже не деревом, а человеком, непобедимым стариком с узловатыми конечностями и переломанными костями, стариком, легенды о давних подвигах которого продолжали и по сей день пересказывать по другую сторону Гиндукуша… тогда как он, он, Уроз, вместо того, чтобы победить в первом Королевском бузкаши, все еще пребывал в тени отцовской славы.
Опершись на обе кисти рук, он напрягся и затем диким усилением бросил тело вперед. Он не рассчитал своих сил. Главным для него было избавиться от удушающей опеки. Сломанная кость с хрустом ударилась о землю. Дикая боль на секунду отвлекла его от каких бы то ни было мыслей. Но потом он подумал: «Уехать? Да. Это легко. Но зачем? Чтобы спокойно продолжать путь по этой вот дороге? Делать благоразумные остановки? Чтобы в каждой чайхане тебя догоняли на грузовиках люди из Кабула, и слышать, слышать, слышать их рассказы о Королевском бузкаши? А в конце пути увидеть перед собой Турсуна».
И, не отдавая себе отчет в том, что он говорит вслух, Уроз прошептал:
– Этому не бывать.
Каким волшебством? Каким чудом? Благодаря какому везению? Об этом он не задумывался. И только все повторял: «Этому не бывать».
Хозяин чайханы, проводив купцов из Кандагара, подошел к нему. Еще раньше, чем тот смог вымолвить хотя бы слово, Уроз спросил его:
– Ты ведь хорошо знаешь здешние проселочные дороги, так ведь?
– Конечно, знаю, – ответил хозяин. – Я в этой деревне родился.
– Тогда скажи мне, как проехать отсюда в провинцию Меймене? – спросил Уроз.
– Это очень далеко, – сказал хозяин
