– А ты? – спрашиваю я, – знаешь какие-нибудь истории?
Зои мотает головой и поправляет кофту, свернутую рулончиком, которую использует вместо подушки. Эту кофту дала ей я. Зои не догадалась взять теплые вещи и запасные носки.
– Нет… – говорит она, – но я могу рассказать тебе кое-что. Тайну. Только поклянись, что никогда никому не скажешь.
– Клянусь.
– Нет, этого мало, – фыркает Зои, – это действительно серьезная тайна. Страшная тайна. Поклянись своей мамой.
– Да блин, – ворчливо тяну я, – ладно, твоя взяла. Клянусь мамой, что никому никогда не скажу. Что там у тебя? Но если какая-то хрень, то я измажу тебя зубной пастой, пока ты будешь спать.
– Это не хрень, – обиженно говорит Зои.
Она выдерживает паузу. Дождь барабанит по скату палатки. Я переворачиваюсь на спину и вожу лучом фонарика по потолку, чтобы убедиться – это дождь, а не вездесущие совы. Мало ли, вдруг им зачем-то вздумается усесться на крышу палатки и нас напугать. В темноте, с этим одиноким лучом, мне кажется, что мы в Черном Вигваме. И в этих местах есть свои старые индейские легенды. Они куда страшнее и увлекательнее, чем глупости, что мои сверстники пересказывают друг другу в походах.
Я не жду ничего особенного и от Зои, но ей удается меня удивить.
– Только никому не рассказывай, – еще раз повторяет она, прежде чем начать, – моя мама всем говорит, что она в разводе, но это неправда. Она и не была замужем. Мой папа – серийный убийца, он сидит в тюрьме. Она восхищалась им, писала ему письма и приезжала в тюрьму… Я никогда его не видела, но нашла статью в газете. Он убил много людей. Много девушек. Он снимал с них кожу и подвешивал на крюках в сарае.
Я взволнованно ерзаю.
– Ого, – вырывается у меня, – правда, что ли?
Зои какое-то время молчит, а потом смеется.
– Нет, – заявляет она, – я это выдумала. Но видела бы ты свое лицо, Грейс!
– Коза, – я пинаю ее кулаком в плечо, – а я то думала! Еще заставила меня клясться. Я с тобой не разговариваю.
Я демонстративно отворачиваюсь к противоположной стенке и гашу фонарик. Мы лежим в темноте. Сова кричит совсем близко и мне хочется выйти наружу и посмотреть на нее. Но это не стоит того, чтобы покидать теплый спальный мешок, натягивать мокрую обувь и тащиться под дождь.
– Я не знаю, кто мой папа, – тихо, доверительно говорит Зои, – мама никогда о нем не рассказывала. А мне… всегда так хотелось знать, кто он. Или чтобы он вдруг появился, и у меня была нормальная семья. Такая, как у тебя. Спасибо, что вы добры к нам с мамой.
– Угу, – я все еще обижена, но сложно остаться равнодушной после таких слов. Мое «угу» звучит не злым, а скорее сонным.
– Здорово, если бы мы были одной семьей, – продолжает Зои, – я хотела бы такую сестру, как ты.
Я задерживаю дыхание. У меня есть подружки, я не какой-то там изгой, не дикарка, избегающая общества, но подобных вещей ни от кого не слышала. Это впечатляет. Это – как признание в любви, только в дружбе. Я всегда украдкой мечтала иметь, если не сестру, то лучшую подругу. Я взволнована и польщена, но не собираюсь этого показывать.
– Не подлизывайся, – говорю я. Зои подползает поближе, и, сопя, утыкается носом мне в затылок.
– Спокойной ночи, Грейс, – шепчет она, и мне кажется, что она улыбается.
