По возвращении на родную Кипрщину я с удовлетворением убедился, что джунгли стали ещё гуще. Поливальщица смело продиралась в самые кущи – оказывается, она сразу по моём отъезде договорилась с их кровожадными обитателями, что будет отдавать им свой обед, потому что хочет похудеть, и они её тут же полюбили. Так что, вернувшись, я обнаружил гостью сильно похудевшей. И тут же возобновил поиски азиатских садовников. Но всё мы как-то с ними, с азиатскими садовниками, не совпадали. То они заняты, то я не готов их видеть.
В общем, через два месяца гостья уехала в родную Калугу, так и не увидев красивого сада. За это время в доме перебывало ещё много гостей (дней без гостей у нас, как пасмурных дней на Кипре, – штук двадцать в году).
И вот тут-то мы совпали по фазе с неким бангладешцем. Я ведь почему ещё их, этих кипрских «узбеков», люблю – они работают очень быстро. Ну, столько работы за пять евро в час переделают, что я и за неделю за все деньги мира не сделаю. Бангладешца звали неблагозвучным для английского уха именем Девил. Потом-то он мне признался, что его зовут совсем по-другому, но сейчас я склонен думать, что только такого имени он и заслуживает. Я показал ему фронт работ, а сам отправился на второй этаж разъяснять свои пожелания мастерам по поливу, которые тоже случились, на беду, в этот же день. И вот я объясняюсь с киприотами на смешанном языке из английского, греческого, бровей, рук и ног, и тут поднимается к нам Девил. Поднимается и спрашивает:
– Масса! А хотите, я и деревья заодно обрежу? Я поначалу удивлялся такому обращению вместо привычного мне и одному знакомому пролетарию титула «сэр», но, вспомнив романы про быт английских колонизаторов в Африке, с удовлетворением согласился на такую кличку.
– Конечно, Девил, делай, как знаешь, – пробормотал я и вернулся к демонстрации своих инженерных навыков несмышлёным ирригаторам. Потом поднялся на третий этаж, чтобы оценить фронт работ в верхнем саду (у нас сады на каждом этаже).
Спустился вниз – и тут мне ударило в глаза небывало яркое солнце. Я очень удивился: ведь оно давно уже забыло дорогу к нашему дому. Не сразу понял, в чём дело, а поняв, упал и, не пытаясь подняться, просто скрёб землю обгрызенными ногтями, пытаясь закопаться поглубже, чтобы не видеть…
Этот чёртов дьявол из Бангладеш, оказывается, остриг все мои деревья до состояния палочек с пупырышками.
Я дополз таки, шепча слабым голосом слова невесть откуда взявшейся в голове молитвы, на верхний этаж, до жёнушки, и молвил ей, как старик из сказки:
– Теперь твоя душенька довольна?
Она вышла на балкон, окинула взглядом окрестности и удовлетворённо заметила:
– Вот теперь неплохо, но можно и ещё…
В слезах я скатился обратно вниз. А тут ещё на беду не вовремя вышедший из запоя мой друг Мичурин случился. Подходит такой уважаемой походкой кандидата сельхознаук, по-гурмански отхлёбывая из своей бутылочки, но вдруг останавливается и роняет бутылку из правой руки:
– Это… что?.. Это… кто?!..
Чуя недоброе, я кинулся к нему – вязать руки. Он вообще похлипче меня, и я с ним справился, но он стал плеваться, стараясь попасть в юного бангладешца. Порой ему это удавалось, и тогда Мичурин истерически оглашал какие-то свои не очень приличные планы насчёт всех живых и умерших родственников несчастного азиата. Вся эта речь не поддавалась адекватному переводу на любой из существующих языков, поэтому, чтобы не портить рассказ, я отправил его домой.
