Мелани советовала принимать это за комплименты. Согласно её теории, влившись в компанию Кирка, я присвоила статус первой леди среди элиты Нэшвилла.
– Я не хочу быть первой леди среди кого бы то ни было. К тому же нельзя стать первой леди, если ты из Бристоля, – сказала я.
– Можно, если выйти замуж за Кирка Браунинга, – ответила на это Мелани. – Он великолепен. По сравнению с Гюнтером уж точно.
Я пожала плечами при мысли о супруге Кэти. Гюнтер, как и Кирк, унаследовал фамильное состояние, но многое истратил, и, если верить сплетням, на невыгодные сделки.
– И внешности твоей она завидует, – продолжала Мелани со свойственной ей резкостью. – Ты богаче и красивее. И моложе.
Я посмеялась над её словами, но не могла не думать о том, что на колкости Кэти мотивировал исключительно первый пункт. Более того, я была уверена: Кэти понимает, что я насквозь вижу её поганый религиозный фанатизм. Не поймите меня неправильно, я хорошо отношусь к верующим людям, даже к сильно верующим. Кого я терпеть не могу, так это лицемеров, которые носятся со своей набожностью, но при этом не удосуживаются придерживаться даже элементарной этики. В двух ехидных словах, Кэти не только наслаждалась чужими несчастьями, но пользовалась чужими трагедиями, чтобы подчеркнуть свою благочестивость. Едва с кем-то что-то случалось, она самой первой постила молитвы на Фейсбуке, мчалась к пострадавшим с гостинцами и созывала свой клуб изучающих Библию, попасть в который было так же сложно, как на светский раут в Букингемском дворце, поэтому мой отказ туда вступать она восприняла как личное оскорбление. Я вынуждена признать, что некоторые из молитв Кэти были искренними – когда дело касалось вопросов жизни и смерти, например. Но я уверена, она получала удовольствие от чужих неудач и даже наверняка надеялась, что чей-нибудь брак распадётся или чей-нибудь ребёнок разочарует своих родителей.
Поэтому в тот вечер гала-концерта, встретив меня в дамской комнате, она сорвала джекпот.
– Ой, привет, Нина, – пропела она наигранным тоном, стоя рядом со мной у раковины. Мы переглянулись, улыбнулись друг другу, и я продолжила поправлять макияж. – Ты сегодня чудесно выглядишь.
Кэти обожала слово чудесно, поэтому я исключила его из своего лексикона.
– Ты тоже! Поздравляю с поездкой в Италию, – сказала я, потому что она только что победила Мелани на аукционе и заполучила два билета в Рим в салоне первого класса и неделю на вилле в Тоскане.
– Спасибо, дорогая! Мелани не слишком расстроилась? – спросила она с почти нескрываемым лицемерием.
– Нет, что ты, нисколько, – соврала я из любви к Мелани, которая пришла в бешенство от того, как бесстыдно Кэти повышает ставки. – Мне кажется, она даже рада. Тодд терпеть не может, когда она выигрывает путешествия.
– Да, – она кивнула, – я слышала, у него с деньгами не очень…
– Да нет, дело не в этом. Просто даты закрытые…[6] – Кажется, я слишком откровенно вела себя как стерва. Чувствуя себя разоблачённой и немного смущаясь оттого, что опускаюсь до её уровня, я прибавила жизнерадостным голосом: – Но, конечно, Тоскана прекрасна в любое время.
– Верно, – ответила она холодно. – И потом, я участвовала больше из благотворительных соображений.
– Безусловно, – сказала я и уже не в первый раз обратила внимание, что она почти не моргает. От этого взгляд её больших, широко посаженных глаз раздражал меня ещё больше. Наконец она посмотрела на меня так глубокомысленно, что я не выдержала и спросила, в чём дело.
