Все, что в сердце отложилось - страница 2

Через четыре или пять месяцев отца освободили с формулировкой «за ударный труд и примерное поведение». После освобождения он приехал в Усть-Цильму и сразу был отправлен на фронт. А в 1943 году мать получила известие, что ее муж пропал без вести. Она начала свои долгие поиски, опрашивала призванных вместе с отцом в армию, пока ей не удалось разыскать в Усть-Цильме его однополчанина. Тот рассказал, как в начале 1942 года почти вся их часть сложила головы при штурме безымянной высоты под Ворошиловградом (Луганском). Он же получил ранение в самом начале штурма и попал в госпиталь, благодаря этому и уцелел. После неудавшегося штурма высоты наши войска отступили. Всех, кто остался лежать там, занесли в списки без вести пропавших.

Родовой дом Чарнышевых в Усть-Цильме, 2011 г.

Когда отца арестовали, в семье уже росло четверо детей, ожидался пятый (сестра Елена родилась в мае 1942 года). Несмотря на это, после отправки отца в Медвежку мы получили приказ освободить занимаемую квартиру без предоставления другой жилплощади, то есть многодетную семью просто выбросили на улицу. «Квартирный вопрос» всегда стоял остро. Нарьян-марцы жили не только в домах и бараках, но и в землянках, выкопанных в песчаных холмах в районе Калюша. Одним словом, желающих занять наше жилье могло быть немало.

От голодной смерти на улице семью спас Тимофей Мокеевич Хатанзейский, директор колхозно-совхозной школы – будущего сельхозтехникума. Он хорошо знал отца по совместной работе в Рыболовпотребсоюзе и понимал абсурдность предъявленного ему обвинения. На свой страх и риск он принял на работу нашу мать на должность конюха, с предоставлением жилплощади в виде холодной конуры в здании школы по улице Выучейского.

Тимофей Мокеевич был человек не очень решительный и мягкосердечный. Поэтому непростое по тем временам решение – приютить семью осужденного – он принял лишь под давлением своей супруги, Анны Александровны, и жены преподавателя Стрелкова – Антонины Ефимовны. Нашей семье очень повезло, что в тот момент в городе жили эти замечательные женщины «из бывших», из интеллигенции дореволюционной формации.

В обязанности конюха входило не только кормить, поить и содержать школьных лошадей, но и обеспечивать водой столовую и общежитие, находившиеся в том же здании, а школу – дровами. Воду – не менее пяти (а то и десяти) трехсотлитровых бочек – приходилось возить с колодца каждый день, потом переливать ведром в специальные чаны, а дрова добывать из вмерзших в речной лед на реке плотов. Длина бревен составляла пять-шесть метров, диаметр – от двадцати до сорока сантиметров. Вес их в несколько раз превышал собственный вес женщины-конюха, которая с помощью пешни выкалывала их изо льда, закатывала на сани с подсанками, привозила во двор школы и распиливала.

Кроме этого, ей нужно было поить, кормить и два раза в день доить свою корову, не говоря уже о необходимости ежедневно решать проблему, чем накормить пятерых детей и полуслепую бабушку. В то голодное и страшное время матери удалось спасти жизни младших детей, мою и сестры Елены, лишь благодаря корове. Но и корова хочет есть. Старое поколение нарьян-марцев, наверное, подзабыло, а молодое никогда не знало, что на прокорм коровы требовалось заготовить за короткое лето не менее десяти-двенадцати возов сена, по тридцать пудов каждый. А для этого требовался сенокосный участок площадью не менее двух гектаров.