В это было трудно поверить. Тем не менее, я сам, без чьей-либо помощи, посадил самолёт, истребитель! Моей радости не было предела, мне хотелось подпрыгнуть до небес. Ощущение было такое, будто бы я только-только отыскал некую, недостающую деталь для запуска огромного, сложнейшего механизма. И этот агрегат вдруг закрутился, завибрировал всеми своими поршнями и шестерёнками – всё вдруг оказалось на своих местах. При этом я вновь поверил в себя. Выходило так, что не таким уж тупым и медлительным я оказался, как ранее о себе думал. Впрочем, всё это было ерундой, в сравнении с ощущением, которое поглотило весь мой разум: теперь-то я точно буду лётчиком!
Меж тем, инструктор Степурин равнодушно вылез из задней кабины, потянулся и сухо произнёс.
– Всё нормально, замечаний нет. К самостоятельному полёту готов!.. – сделав короткую паузу, инструктор добавил. – …Советую поторопиться. Командир эскадрильи не любит, когда курсанты опаздывают!
Казалось, я не бежал, а летел. Сбросив со своих плеч многотонный груз неприятностей, накопившийся за последние недели, я вовсе не чувствовал своего веса. Чуть позже ребята по эскадрильи рассказывали, как подполковник Катченко громко на меня орал, отчитывая за опоздание. Однако я этого совершенно не слышал. Нынче мой разум был занят совершенно иным. Словно наркоман, впервые подсевший на иглу, я всё ещё испытать кайф от своей недавней посадки, при этом мне не терпелось ещё и ещё раз испытать то непередаваемое ощущение. Теперь я уже точно знал, как и что мне необходимо делать.
Имелась и ещё одна причина моей спешки. Я торопился получить допуск к самостоятельному вылету до возвращения на аэродром Кравца и Корнейчука. Мне отчего-то казалось, что именно они, Николай Иванович и Владимир Викторович, обязательно спутают все, так удачно выпавшие ныне «карты».
Сразу скажу о том, что и с командиром эскадрильи я так же не оплошал. Более того, посадка выглядела гораздо уверенней, более осмысленной, едва ли не близкой к идеалу. Причём, по поводу «близкой к идеалу»… То была вовсе не моя выдумка или некий литературный оборот. На сей раз я практически дословно процитировал слова командира эскадрильи, сказанные мне уже на земле, во время послеполётного разбора.
Итак, моя мечта сбылась. Я получил допуск к самостоятельному полёту. Ныне я прибывал в каком-то полушаге от полноправного звания: лётчик.
Ровно в полдень самолёт с бортовым номером шестьдесят восемь, уже поджидал меня на авиа стоянке. Словно скаковая лошадь, нетерпеливо бьющая копытом в предчувствии очередного забега, боевая машина, слегка вибрируя на ветру элеронами и рулями, ожидала своего старта.
Мне, восемнадцатилетнему пацану, лишь год назад закончившему школу, доверили управление истребителем. Это уже потом, спустя тридцать или сорок лет, глядя на своего восемнадцатилетнего сына, я отчётливо понял, какие риски и опасности мог таить в себе тот первый самостоятельный вылет.
– Всё будет хорошо!.. – помогая мне с ремнями и замками парашюта, добродушно улыбнулся авиатехник. – …Если допустили – значит, достоин. Значит, всё у тебя получится.
Эх! Кабы бы те слова, да Богу в уши…
Чтобы быть правильно понятым я, пожалуй, позволю себе некоторое отступление.
Во время тренировочных полётов курсант неукоснительно выдерживает, все заданные ему параметры. За этим пристально следит инструктор. Если высота полёта определена пятистами метрами, она и должна быль пятьсот метров – не четыреста девяносто, ни пятьсот десять. Если скорость задана трёхстами километрами в час, то за триста двадцать ты наверняка получишь ручкой управления по коленкам. В общем, никаких отклонений, никакой отсебятины.
