И понятно стало, как божий день, что иного выхода у Веры не оставалось – она съездила в Москву и оформила академический отпуск на год. Некому, кроме нее, было ухаживать за мамой и бабулей, близких родственников у них не имелось, да и с дальними они особо связь не поддерживали. Ну и денег, понятно, тоже не было.
Вера устроилась в областную больницу операционной сестрой. Они переселили бабушку в их с мамой квартиру, бабушкину жилплощадь сдали, а Вера набрала себе подработки, и после смены ездила по квартирам пациентов и ставила капельницы. И тащила на себе все хозяйство, и устраивала маму в какие только можно лечебные центры и программы, пользуясь своими служебными связями и положением, пробила для нее через Минздрав инвалидную коляску.
Диагноз неутешительный. Никакие реабилитационные мероприятия и процедуры не помогали. Требовалось несколько дорогостоящих операций, как у нас в стране, так и за рубежом.
Год прошел. И Вера поехала в Москву отчисляться из института. Страшнее решения об отчислении в ее жизни была только та авария – девушка словно себе приговор подписала на пожизненное заключение. Она говорить не могла, когда декан, увидев ее в коридоре, взял за руку, привел к себе в кабинет, усадил и потребовал:
– Рассказывай! – и, не услышав ответа, возмутился: – Ты не можешь, права не имеешь вот так взять и бросить институт! У тебя дар, талант, ты лучшая ученица на курсе, а разбрасываешься этим, ради чего?!
И первый раз с момента аварии Верочка заплакала и принялась рассказывать, захлебываясь слезами, словно тонула в трясине безвыходности и потерянной окончательно мечты. Нет у нее теперь своей жизни.
Василий Николаевич подсел рядом, не успокаивал, совал в руку бумажные салфетки одну за другой, сам слезы пару раз вытер и ждал, когда Верочка выплачется.
Поплакали. Потом проговорили больше часа.
Он очень помог Верочке – договорился с одним уникальным доктором, нашим, российским, о том, чтобы тот прооперировал Евгению Максимовну при минимальной оплате. Но даже минимальная эта сумма оказалась неподъемной!
Вера было сунулась за компенсацией, которую присудили выплатить виновникам аварии, – да какое там! Присудить-то им присудили, да кто ж даст! Вот бегают приставы за папанями тех двоих, да сейчас, как же! – у тех кабинеты, охрана и вообще они важные чиновники областного значения!
К черту! Тратить силы, время, здоровье на них – пусть удавятся! Бог их рассудит.
Продали бабушкину квартиру. Пришлось Верочке уволиться и отвезти маму через полстраны в клинику к тому знаменитому доктору. Да, далеко не все лучшие специалисты работают в Москве. Но то, что они к нему попали, это такая удача, это просто подарок небес и замечательного человека, декана ее факультета!
Около двух месяцев мама проходила лечение, а Верочка находилась с ней. Евгении Максимовне провели несколько операций, весьма удачных, и теперь настал самый важный и тяжелый момент – долгий реабилитационный период с ежедневными процедурами, специальными занятиями и тренировками. А это море терпения, преодоления себя каждый день, и специалисты на дому и в центре, в который, кстати, добраться надо колясочнику-то!
И это деньги, деньги, деньги…
Теперь уж ни продавать, ни сдавать было нечего. Вера пересмотрела программу маминых реабилитационных планов, пошла на специальные курсы прямо в больнице, где работала, отучилась и большую часть занятий взяла на себя. И не позволяла себе жалости, когда видела, как мамочке больно, как она устала и иногда отчаивается – обнимались, плакали, жалели друг друга – и продолжали упражнения. Так и жили.
