Читать онлайн Ольга Шипунова - Все мои дороги ведут к тебе. Книга первая

© Ольга Шипунова, 2024

ISBN 978-5-0064-1816-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сердце человека обдумывает свой путь,

но Господь управляет шествием его.

Притч. 16,9.

Затравленный и прижатый

к стене кот превращается в тигра.

Мигель де Сервантес

Абшерон1 млел под знойным солнцем, вдаваясь угловатым берегом в Каспий. Вдоль дорог, что опутывали полуостров по сухой высушенной солнцем земле, встречались редкие кусты орешника и терновника, чья листва была покрыта толстым слоем дорожной пыли. И лишь в низинах меж гор, где журчали мелководные быстрые и звонкие речушки, да в садах татских деревушек и вилл Абшерона, где приятная прохлада волновала взмокшее тело, можно было ощутить истинное блаженство, расположившись в тени душистых сосен и цветущего жасмина. В старых каменных селениях от жары спасали узкие улочки, погруженные в тень высоких выжженных на солнце стен. В огромном, стремительно разраставшемся Баку спасения не было вовсе.

Раскаленный воздух подрагивал, и усталый взгляд едва замечал размытые фигуры обеспеченных мужчин в европейских костюмах, татов2 в местных шальварах и арахчынах3, стариков в длинных зипунах и папахах. Босые в длинных рубашонках дети, пожалуй, единственные, кто не замечал палящего солнца. Они разбегались, словно бисер, от чересчур бдительных торговцев, взбираясь на высокие стены, и оттуда вели свое наблюдение за старым, изнывавшим от жары городом. Значительно реже можно было встретить дам с непокрытым лицом да местных таток, с ног до головы укутанных в свои одеяния. Первые выходили ближе к вечеру, совершая променад по городским бульварам и паркам в сопровождении подруг или кавалеров, а вторые и вовсе редко показывали нос на улицы города, ведя бесконечную рутинную домашнюю работу.

На площадях и базарах, в запутанных кварталах там и сям прохожего поджидали суетливые брадобреи, бренчали о черепки гончары, громко зазывали торговцы рыбы, фруктов, чая, риса и прочего. Горланили разносчики газет, ловко разливали воду по сосудам продавцы воды, – куда же без них? А безжалостное бакинское солнце обжигало дыхание, липкая плоть прилипала к одежде. От того кто-то прятался в тени, кто-то кутался в шерстяные накидки, кто-то изрядно обмахивал себя, чем придется, надеясь поймать живительную прохладу.

Дела, дела, дела заставляли жителей покидать прохладу домашних залов, выходить на ступенчатые не мощеные улицы Баку, которые порой имели самый неприглядный вид: при северном или южном ветре вся пыль дорог вздымалась верх и не могла осесть неделями. Если же шел дождь, то грязь доходила кое-где до колена, а во все возможные ухабы и выбоины набиралась грязная вода, отчего порой улицу пройти было просто невозможно. В такие дни на центральных улицах, вблизи банков и крупных пассажей, дежурили проворные амбалы, которые за неплохие барыши шустро переносили пешеходов через раскисшие дороги. Но дожди летом здесь были большой редкостью.

В Баку рабочий день начинался рано, а заканчивался поздно. В начале ХХ века этот когда-то провинциальный восточный город вдруг стал крупным финансовым и промышленным центром Южного Кавказа. Город, казалось, стремился наверстать упущенное, угнаться за стремительно набиравшим бег временем. Здесь умудрялись уживаться беки и ранджбары4, владельцы предприятий и муздуры5, шииты и сунниты, евреи, православные, протестанты и молокане6 и прочие. К началу ХХ века численность города стремительно росла, темпы миграции были несравнимы с другими городами Российской империи. А потому здесь смешивались народы и национальности, традиции и культуры, языки и говоры. Город разрастался, поглощая ближайшие селения, образуя царство с центром в Баку. Здесь сосуществовали гимназии и хамамы7, заводы и армия безработных, жандармерия и революционные кружки, мечети и синагоги, церкви и различные общины, общественные организации и секты.

Сюда со всего Азербайджана везли хлопок и пшеницу, овец и лошадей, древесину, нефть и металлы, рыбу, фрукты и многое другое. Так долго дремавший, живший, словно в спячке, многовековый город пробудился, когда нашлись те, кто стал добывать тысячелетиями накапливавшуюся в недрах земли священную огненную жидкость – нефть. Применявшаяся тысячелетиями в качестве культового огня зороастрийцев, она стала топливом для машин. Культ огня уступил место культу денег, всесильная сила огня оказалась беспомощной перед всепроникающей человеческой жадностью. И город, через который шла продажа черного золота, очнулся и пробудился. Он впитывал в себя все новое, стремительно менялся, старое уступало место европейскому, русскому, подчас ломаясь, а иногда причудливо трансформируясь. Новый статус нефтяной столицы России заставлял город и его жителей вращаться в совершенно новом безумном ритме.

Баку усиливал свои тиски, ускоряя обороты благодаря все новым и новым инвестициям. Иностранцы, наводнившие Баку, меняли до неузнаваемости старый средневековый, традиционно мусульманский, с особой культурой и неспешным укладом, город. Он наряжался в русские и английские вывески и диковинные сооружениями промышленной эпохи. Нефтедобыча и ее переработка сделали надолго главной достопримечательностью Баку нефтяные промыслы. Трапецевидные вышки покрывали значительную его часть, словно игольчатый панцирь диковинного змея. Как в свое время золото и серебро, теперь искали нефть – повсюду, долго и упорно. И кто находил, становился сразу богачом.

Крупнейшие скважины богатейшего и, кажется, неисчерпаемого месторождения Абшерона и перерабатывающие предприятия Баку могли похвастать лучшей техникой. Дешевая рабочая сила и жажда наживы привлекали сюда всех, кто мог вложить в эту индустрию, позволяя выколачивать невероятную прибыль. Лишь небольшая часть местной национальной элиты купалась в роскоши, большая же часть местного населения проживала в крошечных деревнях и селах и влачила скромное существование. Здесь процветали крупные нефтяные монополии Нобелей и Ротшильдов. Они производили керосин, мазут и прочие продукты нефтепереработки, а неумолимая статистка вещала, что здесь добывалась половина мировой нефти! Разраставшийся промышленный город привлекал сюда людей со всех сторон: ехали русские и европейцы, пешком пробирались через границу персы из Южного Азербайджана и Ирана, сюда же шли местные таты8 из окраин в поисках работы. И персы, и таты – босые и малограмотные – в поисках лучшей доли оставляли далеко на родине жен и детей. Они сидели вдоль дорог в надежде найти заработок, и многие были обречены так и не найти его и сгинуть как пыль, что в Баку покрывала толстым слоем все вокруг.

А город на Каспии жил и работал, привыкая к своему новому статусу. В Баку – июнь 1913 года. Во всем Абшероне цветут цветы, морской раскаленный воздух подрагивает. Редкий ветерок нагонит облачко на глубокое небо.

О, если бы вы захотели отправиться сюда с целью разбогатеть, вам пришлось бы несладко: всей плотью слиться с этим городом, влюбиться в него, посвятить ему всю свою жизнь. Необходимо соответствовать месту, в котором живешь. В Баку можно было стать богачом. Но для этого надо было отказаться от отдыха и сна, от любимой уютной гостиной. Постоянно быть в курсе всех новостей, носиться по городу: от биржи к банку, от офиса к адвокату, от управляющего к конкуренту, – знать все и действовать, торговаться и платить, неделями не видеть семью и отказывать себе в покое и отдыхе. О, сумасшедшая жизнь! Не сами ли мы тебя устраиваем!?

Обычно к полудню деловые встречи и работа с документами сменялись для Павла Ивановича Кадашева «Фантазией» – одной из многочисленных бань Баку. Только там, предавшись пару и воде, можно было отвлечься от суеты делового мира. Здесь, как только попадал в огромный роскошный вестибюль с фонтанами и бассейном, сразу чувствовалась прохлада. Но самое главное – в «Фантазии» можно было уединиться в отельный номер. После раскаленных улиц города это было истинным блаженством! Здесь, под смачные шлепки толстого волосатого банщика, который лупил по-настоящему, по-русски, от души своими можжевеловыми вениками, можно было и соснуть с часок, понабраться сил. А уж затем возвращаться к этой адовой суете большого промышленного города.

Обычно день его был расписан до мелочей. Рано утром в понедельник он добирался в свою контору к 9.00, работал с бумагами и последними новостями. К 11.30 отправлялся в баню, потом обедал в одном из городских ресторанов, где часто параллельно происходили встречи с партнерами, а затем возвращался в контору. Часам к 18.00 добирался до скромных апартаментов на Николаевской улице, где за газетой, бумагами или письмами коротал свои одинокие рабочие вечера. По пятницам, устав от городской суеты и делового мира, он часам к пяти вечера садился в свой фаэтон9 и отправлялся, наконец, в сторонуМардакяна10, домой, к семье в Майское.

Вот и в этот жаркий июньский день посещение спасительной бани было совершено заблаговременно. А за обедом его ждало одно важное и приятное событие, после которого Кадашев собирался сразу отправиться домой.

– Трогай! – сказал вполне любезно Кадашев, посвежевший и отдохнувший после «Фантазии», усаживаясь в фаэтон. Коляска качнулась и, набирая ход, понеслась от Биржевой улицы в сторону Александровской набережной. Эту дорогу он особенно любил, она впечатляла своими претенциозными зданиями и всем своим видом демонстрировала богатство и власть. Здесь размещались лучшие дома города: губернаторская квартира, здание Общественного собрания, где он был частым гостем, изящные беседки, торговые ряды с самыми разнообразными товарами, где Кадашев всегда прикупал кое-какой подарочек для жены, а также новый великолепный бульвар из двух аллей. Но главное – здесь был прекрасный вид на пристани и качавшиеся на волнах грузовые и пассажирские суда – все то, что так любил Кадашев. Отсюда фаэтон сворачивал на Михайловскую – лучшую, пожалуй, в городе. Она была вымощена асфальтом, а потому на ней дышалось свободнее, чем где бы то ни было. Потом въезжал на Ольгинскую, привычно бросал взгляд на двухэтажный красного кирпича дом – редакцию зятя, фыркал и отворачивался в сторону, наблюдая, как коляска проносилась мимо Парапета.

Неделя подходила к концу. Усталость этих дней давала себя знать, но его ждала встреча с недавним деловым партнером в ресторане «Гранд-Отель». Павел Иванович ждал от него вестей несколько месяцев. Человек, с которым была назначена встреча, восхищал и пугал Кадашева одновременно. Их совместное дело, о котором они сговорились еще зимой 1911 года, сулило Павлу Ивановичу очередной доходный проект. И эта мысль грела, ой, как грела его душу. Весть о приезде столь долгожданного гостя поднимала настроение. И периодически Кадашев похлопывал себя по внутреннему карману жилетки, где лежало письмо, полученное на прошлой неделе. Письмо это обнадеживало, а потому стоило ему закрыть глаза, как возбужденное воображение рисовало приятные картинки: вот он, некогда сын крепостного крестьянина, Ваньки Кадаша, становится ни много ни мало совладельцем крупнейшей транспортной компании в России и владельцем золотодобывающей компании…