Все мои дороги ведут к тебе - страница 17

Карьера Мурата продвигалась медленно, потому что карьеризму и интригам он предпочитал военное дело. Во время Русско-Японской войны он был дважды ранен при обороне третьего форта Порта-Артура под командованием старшего офицера артбатареи Али-Ага Шихлинского. Был представлен к награде, получил Георгиевский крест и орден Св. Анны. Долго пролежал в госпитале, где с горечью узнал о поражении и подписании тяжелого для России мира. Новым ударом для него стали беспорядки, начавшиеся еще в январе 1905 года. Лежа в госпитале в Оренбурге, он рвался в столицу. Он не был политиком, не умел врать и изворачиваться, а ценил только чистое и легкое сердце, как это принято на Кавказе. Когда лечение закончилось, ему предложили отправиться на службу в столичный полк, но Мурат отказался, решив отправиться на Кавказ, узнав, что там тоже развернулись революционные беспорядки. Он участвовал в подавлении выступлений, жестко исполнял решения военно-полевых судов и карал солдат, уличенных в поддержке революционных идей. Мурат искренне верил, как и его дед, что Россия держится на самодержавии, что любые попытки изменить ее строй повлекут за собой крах империи, как судно без жесткого и сильного капитана среди волн и скал обречено на гибель.

Этим июньским утром он с другом, поручиком Косыгиным, прибыл на поезде в Баку из Эревана, получив долгожданный отпуск. Лошадей взяли с собой, благо поезд позволял. Мардакян остался позади, а впереди ждал родительский дом.

– Слушай, Косыгин, как бы ты со мной поехал, если бы я тебя в очередной раз не спас от женитьбы, а? – со смехом вдруг сказал Мурат и поглядел на своего приятеля.

Тот надулся театрально и произнес:

– Вот хочешь верь, хочешь не верь, а ведь ты разбил мне сердце. Я ведь по уши был влюблен в ту армяночку.

– Мишка, ты каждую неделю в кого-то влюблен, – захохотал Мурат. – Ты хоть имена-то их запоминаешь?

– Практически всех до одной, – уверенно парировал Косыгин, покручивая рыжеватый ус. – Что поделать, если я просто теряю голову при виде красивой женщины. Что с того? Ты сам-то не теряешь головы от шляпок, тонких талий, ямочек на щечках? – Косыгин мечтательно закинул глаза к небу.

В это время Мурат со смехом постучал кнутом по его голове.

– Голову? Это ты называешь головой? По-моему тобой вовсе не она руководит, а дурная твоя натура! – с этими словами он ткнул ему в живот. – Молчи, даже не отпирайся. А самое главное, заруби себе на носу, – Мурат вдруг перестал улыбаться и строго посмотрел на поручика, умело гарцуя на лошади впереди друга, не давая тому обойти себя. – Я не шучу, Мишка. В доме моих родителей будут мои сестры. Не смей распускать слюни, особенно в отношении Саши. Я с тебя глаз не спущу.

– Да что я идиот, что ли? – Косыгин поправил мундир и приложил руку к голове, словно принимал приказ. – Есть слюни не распускать! Ну, а если я влюблюсь? Ну, натурально влюблюсь, что тогда? И вдруг это будет взаимно, – он с комичной гримасой посмотрел на Мурата.

Тот усмехнулся и показал ему увесистый кулак.

– Я тебя предупредил. Пойми, здесь другие порядки и правила. У отца уже давно для Саши партия подготовлена. Вряд ли ты, поручик, сможешь составить конкуренцию, – он снова усмехнулся, с ног до головы оглядев Косыгина. Тот поежился.

– Как тут у вас все закручено, – сказал Михаил. – Ладно, буду держать себя в руках. Ну, скажи, может у вас хоть служаночки есть хорошенькие? – он заискивающе посмотрел на Мурата, на что тот лишь ближе придвинул кулак к его лицу и предупредительно кивнул. Косыгин скучающе надулся.