Все мои дороги ведут к тебе - страница 15
Услышав названное имя, торговец вознес руки к небу и несколько раз поклонился, а потом, заглядывая в глаза лейтенанту, несколько раз кивнул и на местном что-то быстро и непонятно заговорил. Руки его проворно сдернули с веревки избранный платок, пару движений – и легчайшая материя изящно сложилась в упругую мягкую стопку, которую торговец также умело завернул в тонкую белую бумагу, перевязав изящной тесьмой.
– С превеликим почтением к внуку уважаемого бека, – с сильным диалектом проговорил торговец и поклонился, протягивая сверток.
– Вот так бы и сразу, – обрадовался поручик и, подхватив сверток, сунул торговцу в ладонь деньги. – Спасибо, дорогой, матушка моя будет счастлива! – не унимался поручик. Но торговец даже не взглянул на него, а с почтением поклонился лейтенанту и произнес:
– Счастья и дней сладких как мед твоей матушке.
Лейтенант коротко поклонился и тут же вскочил на свою темно-гнедую лошадь и повелительно скомандовал:
– Поручик, нам пора!
Поручик сунул под мундир сверток и, широко и довольно улыбаясь, неуклюже раскланявшись, тоже вскочил на своего каштанового жеребца. Оба офицера стремительно промчались по площади, пугая собак и прохожих, мимо гор специй, и устремились в направлении шоссейной дороги.
Оставив позади виллы и домишки, вздымая после себя облака пыли, офицеры несколько сбавили шаг.
– Почему так? Почему мне не уступал, а тебе вмиг уступил, а? – поручик поравнялся с лейтенантом и пристально взглянул на него.
– Русские не умеют торговаться, а потому местные не желают вам уступать. И вообще, надоело смотреть на эту канитель. Мы итак уже задержались, ты еще со своим платком. Что за бабские у тебя привычки? – он с усмешкой посмотрел на друга. – Мимо лавки пройти не можешь.
– Почему бабские? – обиделся поручик. – Это ты, лейтенант, у себя дома, а я тут мало что знаю, вообще-то я еду на именины вашей сестрицы, не могу же я с пустыми руками, а? И вообще, что за Ашаев Мурат-бек? Что за местный бог, от одного имени которого торговец шелковым стал, как этот самый платок? – он похлопал себя по груди, где лежал за мундиром сверток.
– Это мой дед, – спокойно сказал лейтенант. – Бог – не бог, а его имя здесь все знают.
– В его честь тебя назвали? Что ж ты никогда не рассказывал о нем? – поручик с интересом посмотрел на приятеля.
Мурат, старший сын Павла Ивановича и Катерины Муратовны Кадашевых, лейтенант от артиллерии Эреванского полка, высокий, могучий, с черными изогнутыми бровями и прямым острым носом, молча сидел в седле, мерно покачиваясь от монотонного шага. Наконец, сказал:
– Мой дед – известный генерал, воевал в Крымской войне, потом в Русско-Турецкой, был честным и хорошим военным. Что тут сказать еще? Негоже прикрываться именем деда. Сам должен себе имя сделать, – он коротко посмотрел на поручика и вдруг добавил: – Вообще-то я единственный из братьев и сестер, кто его застал в живых. И очень хорошо его помню… Иногда его старое лицо всплывает в моей памяти. Иногда я слышу его голос… – задумчиво сказал Мурат. – Меня назвали в его честь, пожалуй, это огромнаяответственность…А ты, Косыгин, помнишь своего деда? – попытался Мурат шуткой отогнать грустные мысли.
Поручик пожал плечами.
– Не помню, я его не застал. Но вот бабушку помню. Милая была старушка, песни мне пела, когда подвыпьет, некоторые до сих пор за душу берут…Так что же твой дед? Герой?