- И даже не спорьте, - вслух произнёс Мигель и повёл краулер вниз.
- А? – спросил О’Дороти.
- Пора выпить, говорю.
- Вот! Наконец слышу правильные слова!
Однако на ходу пить не стали. Конвей скрутил пробку у бутылки, когда Мигель утвердил краулер на стоянке и выключил зажигание. Практически герметичная кабина краулера давала им минут десять-пятнадцать, прежде чем забортный мороз ощутимо начнёт пробираться внутрь машины.
- Ну, за успех нашего благородного предприятия! – провозгласил Конвей и немедленно выпил. После чего передал виски Мигелю и сочно откусил от яблока, чудесным образом возникшем в его руке.
- За что я тебя люблю, - сказал Мигель, - так это за предусмотрительность.
- Ага, - согласился поэт. – Я такой.
Он передал надкушенное яблоко товарищу, забрал у него бутылку и закрутил пробку.
- Хорошего понемножку, - сообщил. - Нам ещё лететь. О, смотри, кто идёт!
Мигель глянул.
От бокового входа в космопорт, которым обычно пользовались немногочисленные владельцы частных космолётов, отделилась тёмная фигура и теперь быстрым шагом направлялась к ним.
Ростом фигура была с высокого мужчину, - метр восемьдесят пять примерно. Из одежды – только рабочий комбинезон без рукавов, но с множеством карманов – почти точная реплика комбинезонов из хлопковой ткани, бывших в моде в середине XX века на Североамериканском континенте планеты Земля. Абсолютно лысый череп переливчато сверкал в свете фонарей.
- И что он здесь делает, спрашивается? – осведомился Мигель вслух.
Фигура подошла вплотную к краулеру. Гладкое лицо с безупречно правильными чертами приблизилось к окну, костяшки пальцев вежливо постучали в армированное поляризованное стекло.
- Открывай, - сказал Конвей. – Не отстанет.
- Куда я денусь, - ответил Мигель. – Опять же, нам так и так выходить.
- Логично, - согласился блюзмен.
Приятели натянули респираторы и очки, укрыли головы тёплыми капюшонами, почти наглухо закрывающими голову и выбрались наружу. Марсианский ночной мороз немедленно попытался проникнуть под капюшон и вцепиться в незащищённые участки кожи. Мигель махнул рукой в рукавице, и все трое поспешили к входу в космопорт.
Внутри было тепло. Мигель и Конвей сбросили респираторы и капюшоны, по привычке растёрли кожу на лбу и щеках.
- Толку пить, если двадцать шагов на таком морозе и уже трезвеешь? – пожаловался Конвей. – Хоть и респиратор, а ноздри всё равно слипаются.
Он потёр нос и оглушительно чихнул.
- Не болей, - сказал Мигель.
- Спасибо, - ирландец воровато огляделся (в зале космопорта было абсолютно пусто) вытащил из-за пазухи бутылку виски, коротко хлебнул и спрятал бутылку обратно.
- Для профилактики, - пояснил.
- Георг, - обратился Мигель к молчаливой фигуре в комбинезоне. – Что ты здесь делаешь?
- Вас ищу, - ответил робот-андроид Георг Пятый, ибо это был он.
- Зачем?
- Мне велено вас найти и сопровождать.
- И всё?
- И всё.
- Узнаю отца и мать, - пробормотал Мигель. – Вернее, сначала мать, а потом уж и отца. У ребёнка моральная травма, не будем давить и усугублять. Но на всякий случай подстрахуемся. Так? – он посмотрел роботу в лицо.
- Не понимаю, о чём вы, - ответил тот бесстрастно. – Мне было велено вас найти и сопровождать. Я нашёл. Вы отменяете приказ о сопровождении?
- Будь у меня такие родители, - заметил Конвей с самым серьёзным видом, - я бы на стенку лез от счастья.
Мигель захохотал:
Поэт задумался.
– Погоди, что я сейчас сказал? – он потёр лоб. – Долбанный коньяк. От слова долбить. И виски… Короче, я думаю, что грех отказываться от родительской заботы. Твой Георг нам не помешает. Ты ведь нам не помешаешь, Георг? - обратился он к роботу.
