Всё помнят города - страница 25
– Конезаводский, – ответила та. – Алёна говорила, что Судный дальше, за сельским кладбищем.
Их машина поравнялась с наездницей на гнедой кобылице. Лошадь брыкнулась и перешла на шаг.
– Ну, что ты, Марта! Чего испугалась-то? – спросила у неё девочка, лет пятнадцати, огладив по холке обеспокоенную кобылу.
Вдоль дороги пронёсся ветер, растревожив у обочин сухие листья травы. Марта остановилась и её наездница огляделась по сторонам. Вслед за ветром, из леса выпорхнула сорока. Громко вереща, она пролетела над полем, описывая волнистую линию на лету.
– Новый дом ищет, – вздохнула девочка, и развернула лошадь. – Поедем и мы домой.
Признаться, я понятия не имел, кто она такая, но глазами моей пернатой разведчицы, хорошо её рассмотрел. Длинные кучерявые волосы, такие, что не расчешешь, цвета корицы, были собраны у неё под шлемом в пышный и лёгкий хвост. Каре-зелёные глаза, в обрамлении золотистых густых ресниц, широкие тёмные брови и множество веснушек на загорелом лице той девочки почему-то запомнились мне. В Конезаводском многие ребята ездят на лошадях. Там есть детско-юношеский клуб верховой езды, должно быть, она оттуда.
– Горький, – ментально позвал я столицу нашего региона. – У нас очень плохая новость.
– Я уже в курсе, – ответил он. – В утреннем выпуске новостей о ней скажут, но моя съёмочная группа ещё в пути. Соболезную, Судный.
– Прости, ты не мог бы, ответить мне на один вопрос, – решился спросить я его, пользуясь случаем. – Скажи, бывает ли, что души городов или сёл обретают спасение, как души людей?
– Я слышал о таком случае, – признался тот. – Во времена Орды, в нашей области стоял град Сиян, между речкой Люндой и озером Светлояром. Вот он, говорят, обрёл чудесное спасение и от врагов, и от всего нашего грешного мира.
– Как это? – удивился я.
– Предания гласят, будто он растворился в воздухе на глазах у целого войска, – пояснил Горький. – Говорят, что поныне, слышится над озёрной водой колокольный звон сиянских церквей и соборов. Разве Володик тебе не рассказывал?
– Нет, – вспомнил я. – Говорил только про водяного и про звезду, а про исчезнувший город – ни разу.
– Странно, – отметил он. – Я думал, к нему со всей России приезжают только за тем, чтобы на Сиян в озере посмотреть. Вот только не всем он показывается. И нашему брату, ни разу не отозвался.
– Наверное, и мне не ответит, – опечалился я.
– Как знать. А попробуй, послать на Светлояр кого-нибудь в сане, – предложил Горький. – Если Сиян с мирянами не в ладах, может, к священнику выйдет?
– Да как же он выйдет? – не понял я.
– Поверь, братишка, – вздохнул Горький. – Город, чей дух веками кормился верой в него миллионов, способен на многое! Ему хватит силы принять любой облик, и даже предстать во плоти. Разве ты не встречал подобных примеров?
– Встречал, конечно, – припомнил я. – Но то ведь были погибшие города!
– Я не уверен, что Сиян жив, – признался Горький. – Возможно, он рухнул в карст, а легенда о нём – просто вымысел. Но если в неё верят люди…
– Спасибо, я понял тебя! – воспрял я, уже загоревшись энтузиазмом. – Попробую!
– Удачи, брат, – попрощался со мной наш староста региона. – Мир праху твоих добрых соседей.
К девяти часам утра о случившемся в Окольках уже знала вся Нижегородская область и вся Россия. Один Нил Иванович пребывал в счастливом неведении, сидя на посту в своей милицейской будке. Кинди Кут Шари был с ним и его, похоже не меньше, чем меня, заботил вечный вопрос о спасении души после смерти тела.