Всё помнят города - страница 33

Они вышли к подъезду, и я перестал их слышать. Моё мысленное виденье и слух всё ещё оставались в квартире у бабы Даши, которую Борка мне во всех подробностях описал.

– Борка, что во дворе её дома? – спросил я своего проводника.

– Не пытайся охватить мысленным взором весь двор, – подсказал он мне. – Какой ты ещё неопытный, Судный! Вообрази хотя бы вот эту скамейку, из треснувших от времени, ни разу не крашеных досок, с наростами трутовика по краям. Она стоит у подъезда бабы Даши, в тени большой вишни, которая вся, точно новогодняя ёлка. Пивные бутылки и банки блестят на солнышке, нанизанные на нижних ветках. В щелях сиденья под вишней белеют фильтры от сигаретных окурков, жильцы много лет уже забивают ими щели в этой скамье, потому что урны при ней нет, и никогда не было.

Я очень ясно представил себе эту скамейку и вишню, под сенью которой укрылись от солнцепёка двое молодых мужчин. Один, с короткой стрижкой, был гладко выбрит, его тёмно-русые волосы отливали на свету, точно бронза, а глаза болотного цвета, полны были грусти и теплоты. На нём был подрясник с орарем через плечо, поэтому я безошибочно признал в нём диакона. Второй, рыжий, с серо-голубыми глазами, стоял напротив него в чёрной рясе, с наперсным крестом на длинной посеребрённой цепи. У него уже была отпущена борода, правда ещё не отросла, и лишь слегка обрамляла скулы и подбородок.

– О чём ты хотел мне сказать? – спросил он диакона.

– Я нужен при храме в Судном, – припомнил Иван. – Отец Николай, мой приёмный отец, переехал туда. Они с матушкой очень просили меня приехать. Я обещал, что спрошу твоего благословения.

– Бог благословит, поезжай, – ответил Евгений.

Он собирался добавить что-то ещё, но тут из-за угла дома к подъезду вышли трое сутуловатых парней. Один был лысый, в рваной футболке и спортивных штанах, другой с оголённым торсом, в кепке, в шортах и шлёпанцах на босу ногу. А третий, в джинсах, в майке и в расстёгнутой олимпийке, с накинутым на голову растянутым капюшоном, и с сигаретой за ухом.

– Глянь, Серый! – кивнул лысому тот, что был наполовину раздет, указав на мужчин в церковных одеждах. – Во вырядились, клоуны! Этот в шарфе, тот вообще в шторах каких-то. Ролевики, что ли?

Похоже, этому храбрецу никогда не доводилось видеть священников в облачении. Взглянув ненадолго его глазами, я понял, что он и сейчас едва видит этих людей, и что на них надето, разобрать просто не в состоянии. Я почуял неладное, когда эти парни подошли к иерею и дьякону.

– Борка, отвлеки их, окликни с какого-нибудь окна! – попросил я приятеля.

– Я бы рад, – отозвался он с не меньшей тревогой. – Но мы с тобой тут не хозяева.

– Это же твой район! – не унимался я.

– А двор-то, не мой, – напомнил мне Борка. – Кикиморовкин!

Пока мы с ним препирались, у подъезда уже почти завязалась драка. Паренек с голым торсом, в задирку толкнул рыжеволосого иерея в плечо, и ухватил за наперсный крест.

– Серебро что ли? – усмехнулся он. – Нормальный такой крестик, не хилый! И цепка так, ничего.

Диакон встал со скамейки, чтобы вступиться, но двое других парней тут же оттащили его самого, увлекая за угол. Один из них, неспешно курил сигарету и ухмылялся, а второй, замашками рук в лицо, провоцировал диакона помериться силой. Тот лишь ловил его за руки, закрываясь.

– Чего ты, как баба, – смеялся парень. – Трусишь, а? Ты мужик, или нет?

– Мужики так не ходят, – ухмылялся его друг с сигаретой. – Гляди, у него шарф! Бабушка вышивала?