– Постель, сказал д’Артаньян, – потому что, признаюсь вам, в настоящую минуту она для меня всего нужнее.
Бокингем дал д’Артаньяну комнату, соседнюю со своею. Он хотел иметь молодого человека под рукою не потому, что не доверял ему, а для того, чтоб ему было с кем говорить беспрестанно о королеве.
Через час было публиковано в Лондоне приказание не выпускать из гаваней ни одного судна во Францию, даже и почтовых пакетботов.
По общему мнению, это было объявлением войны между двумя королевствами.
В назначенный день, в одиннадцать часов, два наконечника были готовы; они были до такой степени похожи на старые, что Бокингем не мог отличить их, и самые опытные знатоки могли бы в этом ошибиться.
Он велел сейчас же позвать д’Артаньяна.
– Посмотрите, сказал он, – вот наконечники, за которыми вы приехали; будьте свидетелем, что я сделал все, что во власти человека.
– Будьте покойны, милорд, я расскажу о всем что вижу, но ваша светлость отдадите мне их без шкатулки?
– Шкатулка затруднила бы вас. Впрочем она мне тем дороже, что только она и останется. Скажите, что я ее оставил у себя.
– Я исполню ваше поручение слово в слово, милорд.
– Теперь, сказал Бокингем, – пристально смотря на молодого человека, – скажите когда и чем могу я с вами расквитаться?
Д’Артаньян покраснел до глаз. Он видел, что герцог хочет подарить ему что-нибудь и мысль, что кровь его и его товарищей будет куплена английским золотом, возбудила в нем странное отвращение.
– Объяснимся, милорд, отвечал д’Артаньян – и взвесим прежде хорошенько наши поступки, чтобы не вышло недоразумения. Я нахожусь в службе короля и королевы Франции, состою в гвардейской роте Дезессара, особенно преданного их величествам, также как и зять его де-Тревиль. И потому все это и сделал для королевы, а не для вашей светлости. Кроме того, может быть, я не сделал бы ничего, если бы не хотел угодить одной особе, которая точно так – моя царица как королева – ваша.
– Да, сказал герцог улыбаясь, – я, кажется, даже знаю эту особу, это…
– Милорд, я не сказал ее имени, живо прервал молодой человек.
– Вы правы, сказал герцог, – так этой особе я должен быть благодарен за ваше самоотвержение.
– Точно так, милорд, потому что в эту самую минуту ходит слух о войне, и, признаюсь, я вижу в вашей светлости англичанина, следовательно, врага, которого мне гораздо приятней было бы встретить на поле битвы, чем в Виндзорском замке, или в луврских коридорах. Впрочем, это не помешает мне исполнить в точности мое поручение, хотя бы это стоило жизни. Но повторяю вашей светлости, что вам так же мало нужно благодарить меня за то, что я сделал для себя при этом втором свидании, как и за то, что сделал для вас при первом.
– О таких людях, как вы, у нас говорят; «горд как Шотландец».
– А у нас: «горд как Гасконец». Гасконцы – это Французские Шотландцы.
Д’Артаньян поклонился герцогу и хотел уйти.
– Что это, вы уходите, но куда и как?
– Да, это правда, я и забыл.
– Черт возьми, Французы ни о чем не заботятся!
– Я и забыл, что Англия остров, на котором вы король.
– Подите в гавань, спросите бриг Сунд, отдайте это письмо капитану, он отвезет вас в маленькую гавань, где верно вас не ожидают и где обыкновенно пристают только рыбачьи лодки.
– Как называется эта пристань?
– Сен-Балери: но погодите; приехавши туда, вы войдете в дрянной трактир без названия и без вывески, настоящий притон матросов; вы наверное его найдете, потому что там только один и есть.
