– Нет, люди мои не могли сказать ничего положительного об этом.
– А я знаю.
– Вы?
– Да, или по крайней мере я так думаю. Они были один в улице Вожирар № 25, другой в улице Ля-Гарп № 75.
– Угодно ли вам, чтоб я арестовал их обоих?
– Теперь уже поздно: они наверно уехали.
– Все равно, можно справиться.
– Возьмите десять человек из моих гвардейцев и обыщите оба дома.
– Иду.
И Рошфор бросился вон из комнаты.
Оставшись один, кардинал подумал с минуту и позвонил в третий раз.
– Тот же офицер явился.
– Приведите пленника, сказал кардинал.
Снова привели Бонасиё; по знаку кардинала офицер удалился.
– Вы меня обманули, строго сказал кардинал.
– Я! я обманул вашу эминенцию! сказал Бонасиё.
– Ваша жена ходила не к продавцам полотна в улицы Вожирар и Ля-Гарп.
– Боже праведный, к кому же она ходила?
– Она ходила к герцогине де-Шеврёз и герцогу Бокингему.
– Да, сказал Бонасиё, припоминая, – вы правы. Я несколько раз говорил жене, что это удивительно, что продавцы полотна живут в таких домах, где нет и вывесок, и жена каждый раз смеялась. Ах! сказал Бонасиё, бросаясь к ногам кардинала, – вы действительно кардинал, великий кардинал, гениальный человек, которого все уважают.
Как ни ничтожно было торжество, одержанное над таким простым человеком, каков был Бонасиё, кардинал все-таки насладился им минуту; потом сейчас же, как будто в уме его промелькнула новая мысль, на губах его появилась улыбка и, протягивая руку лавочнику, он сказал:
– Встаньте, друг мой, вы честный малый.
– Кардинал дотронулся до моей руки! Я дотронулся до руки великого человека! вскричал Бонасиё. – Великий человек назвал меня своим другом!
– Да, друг мой, да! сказал кардинал отеческим тоном, который он иногда принимал, но которым он обманывал только тех, кто не знал его. – Так как вас подозревали напрасно, следовательно вам нужно удовлетворение, то возьмите этот кошелек, с сотнею пистолей, и извините меня.
– Мне извинить вас! сказал Бонасиё. не решаясь взять кошелек, вероятно опасаясь, что этот предлагаемый подарок только шутка. – Но вы могли арестовать меня, вы можете подвергнуть меня пытке, повесить меня, вы властелин, я не смел бы сказать ни слова. Вас извинить! Помилуйте, что вы говорите!
– Ах, любезный мой Бонасиё, я вижу вы великодушны, и благодарю вас за это. Итак, вы возьмете этот кошелек и уйдете не совсем недовольным.
– Я ухожу в восторге.
– Прощайте же, или, лучше сказать, до свидания, потому что я надеюсь, что мы увидимся.
– Когда вам будет угодно; я всегда готов к вашим услугам.
– Будьте спокойны, мы будем часто видеться, потому что я нахожу чрезвычайное удовольствие в вашей беседе.
– О! ваша эминенция!
– До свидания, г. Бонасиё, до свидания.
Кардинал сделал ему знак рукой, на который Бонасиё отвечал поклоном до земли и вышел, пятясь назад. Когда он проходил чрез переднюю, то кардинал слышал, как он с восторгом кричал: да здравствует его эминенция! да здравствует великий кардинал! Кардинал выслушал с улыбкой восторженное излияние чувств Бонасиё, потом, когда крики его постепенно исчезли вдали, он сказал:
– Это хорошо, теперь этот человек готов умереть за меня. Кардинал начал с величайшим вниманием рассматривать карту ла-Рошели, разложенную, как мы уже сказали, на его письменном столе, чертя карандашом линию, где должна была пройти знаменитая плотина, которою полтора года спустя заперта была гавань осажденного города.
