Все про живот. Комплексный подход к улучшению внешнего вида и здоровья самой проблемной части тела - страница 9
Итальянский врач Сильвия, прежний учитель Везалия, был возмущен учебником, в котором Андреас открыто опровергал многие догмы, устоявшиеся со времен Галена. Он написал памфлет (статья резко обличительного содержания. – Прим. авт.) «Опровержение клеветы некоего безумца на анатомические работы Гиппократа и Галена». Именно это произведение стало смертным приговором для Везалия. Ему пришлось бежать из Падуи, а от виселицы спасла только служба у короля Карла V и затем его сына (что совсем не делало счастливым пламенного оратора и увлеченного ученого).
Но когда Везалию было около 50 лет, испанская инквизиция таки нашла способ обвинить гения – в обществе распространились слухи о препарировании Везалием живого человека (предположительно – находившегося в летаргическом сне). Смертная казнь была заменена на другой приговор – паломничество к Гробу Господню. И это тяжелое путешествие почти увенчалось успехом. Однако на подходе к родным берегам корабль с Везалием на борту потерпел крушение, и Андреас, выброшенный на берег острова Занте (ныне – Закинф, Греция), умер от истощения и болезней. Согласно историческим запискам, у Везалия остались жена и дочь, но последняя умерла, а информации о том, что у нее были дети, в открытых источниках нет. Так что говорить о потомках великого анатома не приходится. Зато его главное наследие – знания о строении человеческого тела – доступно нам и по сей день. А завистники и недоброжелатели, как это водится, канули в лету. Куда им и дорога.
Что ж, поговорим о существах более мелких, чем мы, двуногие. Приглашаю в следующую главу про наших друзей – бактерий.
Глава 3,
в которой в нашем животе обнаруживается новый орган…
Француз Луи Пастер и немец Роберт Кох виделись мельком два раза в жизни, но более чем за 20 лет испытали друг к другу всю гамму чувств – от межнациональной неприязни и ожесточенного соперничества до уважения и горечи утраты. А объект, вокруг которого велись их дебаты, был настолько же силен, насколько мал.
Конец XIX века. В кварталах европейских городов до сих пор косят людей смертельные заболевания: холера, бешенство, чахотка, попадаются локальные чумные очаги, а на столах медиков и химиков уже красуются оптические микроскопы. Однако Пастер, которому на момент нашей с ним встречи уже 50 лет, не интересуется людьми. Он исследует брожение винограда, изобретает способ обеззараживания вина путем нагрева – пастеризацию, лечит шелкопрядов, разрабатывает вакцину от куриной холеры и идет к открытию вакцины против сибирской язвы. Потому что Луи Пастер – химик и биолог. А вот Роберт Кох, которому в это время 30 лет – сельский врач, и жена совсем недавно подарила ему дорогой на тот момент исследовательский прибор – микроскоп. Прошу прощения за спойлер, но, не сделай она этого, возможно, их супружеская жизнь была бы счастливей, но и человечество осталось бы без реакции Манту.
Итак, Кох в Германии тоже интересуется сибирской язвой. Его пациенты жалуются: скот погибает десятками и сотнями, хозяйства разоряются. После приемов больных Кох надолго запирается в своем кабинете и ставит опыты в пробирках и на кроликах. В какой-то момент ему удается вывести чистую культуру микроба, вызывавшего мор скота.
А тем временем Пастер во Франции, прознав про то, что у него появился конкурент, устраивает на одной из ферм показательную вакцинацию баранов от сибирской язвы и имеет ошеломительный успех. О чем заявляет на научной конференции, упоминая о Кохе лишь вскользь. Уязвленный немецкий оппонент инициирует публичную переписку в медицинской литературе, чем открывает противостояние века – бактериология против микробиологии.