Корней мотнул головой. Что за бред лезет в голову? Ощупал ноги, которые не чувствовал. Вроде все на месте. Не ломало костей подпространство, но так казалось. Всегда. Тело немело, словно кости стали студнем или желе, и тогда сердце выскакивало из груди от ужаса. Посмотрел влево. Привязанный ремнем к креслу, Грек выглядел живым. Волосы встали дыбом, глаза закатились, рука нервно дергалась. Хорошо, черт побери, значит, еще повоюем. Он видел и хуже. Например, Кольценосый, паренек с Митры 5, когда проходил первый раз подпространство, так обделался, что пришлось его в душ на вакуумном поддоне тащить. Ничего, оклемался, потом сам на рожон лез, просился в скачки со старшими курсами. Жаль, замочили его медузы на розовых блюдцах. Ни за что погиб паренек.
– Серый, ты как?
Он с удовольствием дал ему пару оплеух. За все. А особенно за то, что втравил честного звездолетчика в аферу с кражей прототипа. Мало ему той истории с М 5…
– Расскажи…
– Я что, вслух говорил?
– Ну да.
– Подожди, я сейчас ремни отпущу.
– У меня кажется что-то сломано.
– Не может у тебя быть ничего сломано. Радуйся, друг, великие воины воли прибыли на место… Только вот куда?
Он смотрел на карту, потом на голограмму в звездолете и потом в иллюминатор и ничего не понимал. Ни одного знакомого созвездия, ни одного ориентира, и названия у звезд состояли из цифр, а не из букв и символов. Сети здесь не было. Корней помрачнел и дал запрос Ангусу определить расстояние до ближайшего известного созвездия. Он стукнул по автомату кулаком, получил свой пузырек с водой, выдавил его в рот и посмотрел, как там себя чувствует гроза красоток блистательный Леванский. Леванский полз по стенке и цвет лица у него был совершенно зеленый. Глаза как-то странно выкатились, мокрые волосы он пытался привести в порядок, но бросил это неблагодарное занятие.
Сел на пол, облегченно вздохнул:
– Так каждый раз, что ли?
– Ну да.
– Вот мать его в хвост и в гриву. Организм не привыкает?
– Организм слушает твои команды, так что скомандуй ему собраться. У нас тут проблемка, инженер Леванский.
– Нет, ничего не хочу слушать!
– Ты, шельмец, какие координаты ввел?
– Первые, что вспомнил, Гвала.
– Цифры назови!
– Так ведь не мог я перепутать. 30065z400, это каждый ребенок на Гвале знает.
– А это что?
Корней повернул к нему голограмму. Смотри, сука, что эта там между z и 4? Там была еще одна цифра – единица. 30065z1400. Губы у Леванского затряслись, он в один миг как будто постарел. Таким жалким Корней не видел его никогда. Единица в коде могла означать все, что угодно, от ошибки в один парсек до миллиардов световых лет. Где, мы, бродяги? Чей космический ветер ласкает брюхо Ангуса?
– Это… я не мог… может палец случайно не туда…
– Туда, не туда, – уже не важно. Мы в неизвестном космосе. Ангус не может найти в пространстве ни одного знакомого созвездия. У нас с тобой, дружище, два варианта. Можем вернуться по той же траектории, то есть, в точку отправления, или найти здесь кого-то живого и разумного, у кого уточнить координаты Гвала. Впрочем, я сомневаюсь, что здесь кто-то есть, сеть пустая.
Леванский тяжело встал и дотащил свое разбитое подпространством тело к иллюминатору. Уткнулся лбом в холодное стекло. Несколько минут смотрел с видом идиота в черное чужое небо. Корней его не трогал, – Грек думал. Выглядел он странновато, но так и должно было быть. В мозгах его происходил сложный мыслительный процесс, после которого он должен был выдать гениальную идею. Но вместо идеи Серый вдруг спросил:
