Всё рифмуется - страница 24

льшие возможности. Но – ты будешь в моей жизни. И… я не боюсь! Да, у нас будет ребёнок. Зато ты останешься связан с нами, ты будешь приезжать к нам. Мне этого достаточно. Не думай, что я могу пойти на такое ради любого, нет, конечно. Но я не смогу отказаться от этого шанса – быть с тем, кто… кого… такого… чтобы души… чтобы… это же не бывает просто так! Это раз в жизни… И ты, ты тоже не можешь отказаться, потому что это и твоя судьба, между прочим!

У Ушмана было такое выражение, словно он выбирал, то ли ему опять рассмеяться, то ли сбежать.

– Конечно, мы ещё должны привыкнуть друг к другу. Нам ещё много… о многом надо… надо говорить.

Вера оглянулась вокруг.

– Но затягивать тоже нельзя, потому что… смотри, – она повела рукой в сторону заваленного мусором стола, – тебе нужны условия. Ты жрёшь здесь, что попало, тебе негде поговорить с импер… с ампрер…

– С импресарио, – сочувственно подсказал Ушман.

– Да. А у меня квартира здесь, в Калачиково. Папа умер… давно. Мы живем вдвоём с мамой, у меня отдельная комната. Разумеется, я тебя этим не покупаю – для такого, как ты, это, конечно, смешно, ты же понял, что дело в другом. Но что плохого, если у тебя, к тому же, будет место для репетиций, ты сможешь спокойно сочинять, у тебя будут условия! Мама – она очень хорошая, она всегда делает всё, что лучше для меня, вот увидишь. Но мы должны будем, конечно, ей помогать. А она будет хорошо к тебе относиться, а потом поддержит с ребёнком. И – как только ты решишь, что меня перерос – я… – Вера прикрыла глаза, словно заранее прочувствовав всю боль от его будущего предательства, – отпущу тебя. Мы разведёмся, но пожениться официально нам надо обязательно – твой ребёнок должен иметь твоё отчество и фамилию… это у него должно остаться. Ты думаешь, это мой эгоизм заставляет тебя торопить, но ты просто поверь, ведь я-то уже всё зн… Ты только доверься.

– Э-э-э… Вера… – неожиданно сказал Ушман, всё это время странно молчавший. – Слушай… распусти, пожалуйста, волосы… то есть, ну, если тебе не трудно…

– Зачем? – нахмурилась она.

Вера начинала разочаровываться. Он ли это? Когда она шла сюда, то нарочно не стала ни наряжаться, ни краситься. Все эти внешние атрибуты казались ей недостойными того разговора, который они будут вести – разговора одними только душами, без внешнего и физического. Там, где он всё поймёт и поверит. А тут… волосы, красота, внешность… Неужели даже такому, как он, это важно? Тому, кто пишет такие слова…

– Зачем? – повторила она жёстче и посмотрела на него осуждающе.

– Ты такая… красивая, но… очень… серьёзная. Мне кажется… – теперь подбирал слова Ушман, – мне кажется, волосы у тебя замечательные должны быть, а ты их запрятала.

– Волосы, – с ледяной интонацией повторила она.

Вера смотрела на него с такой откровенной обидой, что Ушман встал, присел перед ней на корточки, чуть дотронулся пальцами до её запястья, тут же отдёрнул руку и виновато улыбнулся. За такую улыбку, вообще-то, можно было простить ему некоторое несовершенство.

– Ну, могу ведь я посмотреть, раз уж мне всё равно на тебе жениться? – с какой-то отчаянной усмешкой сказал он.

Наверное, всё-таки мужчина – это такая порода… если даже самый лучший из них… Но – надо быть снисходительней к своему гению. Должны ведь у него быть слабости и недостатки?

Вера саркастически хмыкнула, прищурилась и одним движением выхватила двойную шпильку, удерживающую пучок.