Всё рифмуется - страница 22
– Так ты со студии, да? – прервал молчание Ушман.
– С какой ещё студии? – насторожилась Вера.
Ага, уже!.. Вовремя она всё-таки пришла.
– Пару недель назад, парень в кепке обещал нам прослушивание, – объяснил Ушман. – На дискотеке в Небритихе, нет?
– Нет.
– Нет, – задумчиво повторил Ушман. – Вот и я думаю, что нет. Это я спросонья, прости. Ты вообще из другой пьесы.
– Из другой, – согласилась Вера.
– Из какой же? – его тонкие губы чуть дрогнули, а в глазах появилась смешинка.
– Сейчас. Я скажу. Подожди, мне надо собраться.
Парень сложил руки на груди и изобразил терпеливое ожидание.
– Смотри, ты меня не знаешь, – начала Вера чуть дрогнувшим голосом и заторопилась, опасаясь быть перебитой:
– Но я… я знаю тебя. Знаю так, как только можно знать другого человека. Даже не встретив ещё, я уже видела тебя. И я знаю, что ты поймёшь и поверишь – иначе я ничего про тебя не поняла, но я поняла. Я слушала тебя. И я слышала… Я точно знаю, что мы созданы друг для друга.
Она выразительно посмотрела на магнитофон, который больше шипел, чем воспроизводил звук. Чёрные брови Ушмана удивлённо приподнялись, смешинка в глазах стала явственней.
Вера досадливо нахмурилась.
– Я понимаю, что говорю банальности, – строго сказала она, – просто есть вещи, которые иначе, как банальностями, не выскажешь. Ты должен услышать за этими словами настоящее. Пойми меня так, как ты умеешь всё понимать.
Ушман посерьёзнел, вопросительно вглядываясь в неё. Это обнадёживало.
– Так вот. Я это знаю, потому что я знаю твои стихи. Разумеется, ты про меня ничего знать не можешь, поэтому тебе придётся поверить мне на слово. Да, придётся, – с нажимом повторила она, словно ожидая его сопротивления, но Ушман молчал, продолжая с любопытством рассматривать её.
Он очень старался остаться серьёзным, и пока ему это удавалось.
– Я знаю, что ты будешь великим музыкантом и поэтом. Нет, сначала поэтом, потом музыкантом.
– Ты так считаешь? – голос его прозвучал почти равнодушно.
Ну, разумеется, подумала Вера – он привык к похвалам.
– Конечно, – отрезала она.
Оба помолчали.
– А ещё что ты знаешь?
Вера чётко расслышала в его словах подколку – слово «знаю» она повторила уже раз сто, что не могло остаться не замеченным настоящим поэтом. Ей захотелось крикнуть: «Вот видишь, даже сейчас я тебя понимаю!» – но она решила, что это получится уже «на колу мочало».
– Тебя высоко оценят люди, – Вера начала старательнее подбирать слова, избегая первоначального сумбура. – Обязательно. Уже, как я зн… вижу, многие…
– Да ну, – отмахнулся он. – Что за… Да выключи ты это, наконец!
Он встал и резко нажал на кнопку магнитофона, посмотрел на палец и вытер его об тренировочные штаны.
– А ты что, решила сделать в меня вложение? – он не выдержал и улыбнулся.
Улыбка у него оказалась хорошая, но шутка, если это была шутка, прозвучала для неё, как пощёчина – подобных обвинений она как раз и боялась.
– Думаешь… думаешь, я такая меркантильная? – от обиды Вера чуть не заплакала.
– Ну, прости, прости…. я просто не понимаю, чего ты хочешь… – кажется, терпение у парня было не безграничным.
Но теперь настал черёд Веры удивляться.
– Как это чего? Разве я не сказала только что? Я пришла отдать тебе – себя.
Ушман вытаращился на неё и издал непонятный звук, словно поперхнулся. В ту же секунду дверь распахнулась, и в комнату ввалился парень – видимо, тот самый Лёха-сосед. Он как раз выглядел так, как в представлении Веры должен был выглядеть гитарист – чёлка с начесом, обесцвеченные пряди. Лёха уставился на незастеленную кровать: