Все свои - страница 3



профессиональный нищий, профессиональная кружка.
Этого, думает, в очереди пропущу —
интеллигентный такой, стриженая бородка,
эту вот специально толкну, а в ответ толкнет – не прощу,
зонтиком чиркну по лаковому плащу,
толкаться она будет, уродка!
Этому место уступлю – зашел с палочкой и стоит,
тихо так стоит, без упрека,
а беременной не уступлю – я бы на месте их
дома сидела, не красовалась до срока.
Эту соседку угощу, к празднику угощу,
а эту угощать не буду – проходит, еле кивая.
Этого, думает прощу, а остальным не прощу.
Добрая. Никогда не ошибается. Отбирая, давая.

Петренко и фазаны

Водитель Петренко ловит фазанов руками.
Фазан пуглив – приседает и глаз с Петренко не сводит.
Тут Петренко накрывает его мешком.
                                        Он с детства ходит с мешками.
Сейчас у него четыре фазана. Он их разводит.
Раньше Петренко ловил пеликанов, но пеликанов мало.
Да и толку от них никакого – в пух разоришься.
Жена Петренко давно его донимала,
лучше, говорила, фазанов – мол, этих не так боишься.
Что с нее взять – баба глупая, ни одной птицы
за свою жизнь не поймала. Сама, как курица, квохчет.
Пеликанов боялась, да она и фазанов боится.
Петренко бы с ней развелся, но пока что не хочет.

Жизнь такая

Жизнь такая, что лучше бы не смотреть —
пьяный дед с трудом отдирается от забора.
За забором собака по кличке Держитевора
живет и думает, как бы не озвереть.
Баба била-била деда, да не разбила,
серая жизнь пробежала, махнула хвостом —
пьяный дед упал и лежит животом.
Собака плачет – деда она любила.
Хоронить деда некому. Слепая старуха стара.
Так и явится в мокрых штанах перед Богом,
с сутулым личиком, в пиджачишке убогом.
Привязанная собака не уйдет со двора.

С метлою

А она схватила метлу и давай обметать одну, а потом другую.
А одна завизжала: «Не смей, мне охота замуж!
Буду косы плести на глазах у спящего мужа!»
А другая раздвинула ноги в широкой юбке
и пошла, и пошла, и пошла другая,
да по кругу, да с пяточки на носочек.
«А меня, – говорит, – обметай, мне пофиг.
Умела мужика моего, умыла.
Стерва, – говорит, – ты с метлою.
Самая стерва и будешь».

Санитарки

У санитарки крепкие руки —
такими только топить котят.
У ее подруги тоже крепкие руки.
Целые сутки
санитарки выносят «утки».
Из детского отделения выносят «утят».
Новому лежачему больному
тяжело облегчить пузырь и желудок,
больному легче это сделать дома,
без подкладного судна, без всяких «уток»,
но порядок требует надзора,
и чтобы не умереть от позора,
больной делает то, что ему говорят,
и бессмысленно улыбается – не навредите,
и смотрит, как «утки» выстраиваются в ряд.
Давайте, требуют санитарки, ходите,
а они – оглядывают новичка – видишь ли, не хотят.
Смеются, выключают свет, уходят топить котят.

Ты ведь доктор

Доктор, ты ведь доктор?
У меня (берется за голову) здесь муть.
Гудит, как трактор.
Раньше (берется за грудь) было не продохнуть.
Вот такой характерный фактор.
Откуда оно берется? (Доктор, наморщив, нос,
слушает до конца без конца вопрос.)
Ну да, у меня умерла жена, ну да, ну да.
Это, доктор, не какая-нибудь ерунда.
Можно, конечно ее извинить,
но вот так уйти… Доктор, слушай сюда,
я хочу спросить, мне принимать тавегил?
Я этого лекарства еще ни разу не пил —
купил исключительно для нее, а она…
Ну разве должна умирать любящая жена?!
А знаешь, доктор, ну его, тавегил, ну.
Помнишь, как в том анекдоте, где он похоронил жену,
а таблетки остались, и что им пропадать понапрасну?