Она села, вытянув ноги, и хрипло рассмеялась. Обращаясь к своему второму «я», негромко произнесла:
— Ситуация смешная, но страшная. Чего угодно ожидала от посмертной жизни… или что там со мной произошло… но не этого. Не могу сказать, что такое положение дел меня устраивает. Вернее, оно меня совсем не устраивает. Не знаю, что каков будет мой следующий шаг, проснусь я или очнусь, или останусь здесь, но быть жертвой – не моя стезя. А ты, дорогая Анна, впредь мне не мешай.
… Зубы были целы, но садист попал металлическим ремешком часов по скуле.
— Мистресс Анна.
Аня подняла взгляд. Давешняя немолодая служанка глядела на нее с тревогой, но в ее глазах сочувствие боролось с выражением, похожим на… раздражение?
— Гельда, — память любезно подсказала имя горничной. — С кем мой сын?
— С Мариссой.
С юной, немного болтливой, но старательной второй служанкой Анна тоже успела познакомиться. Уходя, акушерка успела проинструктировать Мариссу, но девушка была слишком молода. Аня забеспокоилась.
— Малыш спит, — подсказала Гельда.
Аня расслабилась и кивнула.
— Вот… дерьмо, — пробормотала она, прикасаясь к губам. — Тварь, а не мужик.
Служанка напряженно молчала. Кажется, ее немного шокировала обновленная лексика хозяйки. Она протянула Анне носовой платок с анаграммой – переплетенными буквами А и Т. Оказалось, что вместе с памятью Анны пришли и другие знания.
— Гельда, — сказала Аня. — Мы ведь с тобой никогда особо не ладили, да?
Это было чистой догадкой. При виде старшей горничной у внутренней Анны появлялось чувство страха и неловкости. Опять этот страх. Словно каждая клеточка молодой женщины была им пропитана.
Служанка поджала губы. А плевать, пусть обижается. У прежней Анны многое было завязано на памяти и детских стрессах, у нынешней таких ограничений нет.
Впрочем, перед глазами замелькали воспоминания.
… Анна приезжает домой за три дня до свадьбы, собираясь сообщить, что не хочет выходить за господина Эйфреда.
Он старше ее, он ее пугает и смущает. Водит по столичным ресторанам, в оперу, прилюдно дарит украшения, потом забирает их и кладет в сейф, повторяя, что Анна будет носить жемчуга и изумруды после свадьбы. Постоянно напоминает, что Анне уже двадцать два, часики тикают, и пора плодиться и размножаться.
Анна застает дома счастливую семью. Электрическая компания подключила свет, отключенный за долги. Гельда вернулась на должность экономки и тоже выглядит довольной. У мамы новое платье, модная прическа и нитка жемчуга на шее. Отец с жадностью поглощает запеченную телятину, только брат мрачен. Анна садится за стол, улыбается и … молчит…
— Н-да, — протянула Анна, вытирая кровь платком. — Они были очень бедные. Даже садовник у них был очень бедный. И служанка тоже была бедная-бедная…
— Я много лет работала у ваших родителей экономкой, — обиженно напомнила Гельда, явно уловив суть истории. — А потом ушла с вами в новую семью.
— И тоже радовалась, что я удачно устроила свою судьбу, да?
Гельда отвела взгляд. Аня вздохнула и поднялась с пола:
— Мне нужно позавтракать.
В глазах экономки мелькнуло облегчение:
— Подам вам зеленый чай с молоком и сэндвичи.
С трудом поев (челюсть болела), Аня поднялась к себе. Малыш проснулся и требовал еды и ласки.
— Не бойся, ничего не бойся, — шептала ему Анна. — Я тебя не брошу, ни за что. Пока я здесь, я буду с тобой, обещаю.
… Приданое у Эйджи было довольно приличным: пеленки, распашонки, фартучки, штанишки и кофточки, даже коляска, напомнившая Анне автомобиль на детском автодроме.
