Хрюш фыркнул и уткнулся мордой в лапы.
– Ты не в настроении. Тогда приду завтра, – она потрепала его холку. – Не хотела тебя обидеть. Честно.
Встала, чтобы уйти, но он ловко поймал её за штанину, намекая, что если она его расстроила, то теперь должна долго каяться и чесать, пока в свиной душе не развеется тоска.
– Ладно, поворачивайся.
Позже настроение у зверя улучшилось, но до дрессировки дело не дошло. Тоска так и осталась в его маленьких глазках.
Неумолимо приближался день, на который был назначен выход Хрюши за стены загона. Этот день Тамара пыталась оттянуть всеми возможными способами, но вечно прятаться невозможно.
Пугало непослушание зверя, мысль, что он сбежит или затопчет кого-нибудь. А больше всего Тома боялась оказаться наверху. Страшил неизвестный мир, сурово встретивший её.
"Может, толпы людоедов и жестоких разбойников бегают по пустыне, ведь караван же они разграбили? Чудища, страшнее тапуса, зыбучие пески, таящиеся скорпионы и множество других опасностей…" – богатое воображение рисовало её бездыханное тело на песке.
Томка нервничала, не могла найти себе места и в итоге попросила у Та успокоительного снадобья.
Она стала больше время уделять тапусу, однако разговаривая с ним, не могла понять: поучает зверя или успокаивает себя? Чудище чувствовало её нервозность, терпело, однако когда Тома уже в который раз забрюзжала:
– Хрюш, очень прощу тебя, очень-очень, будь умницей! Не убегай и не кусай никого, ладно? – зверь не выдержал, посмотрел на неё, как на недоразумение, и всем видом продемонстрировал, что её нытьё достало.
Как только она открывала рот, он отходил. В его маленьких глазках светилось превосходство и снисхождение к глупой, маленькой дурочке, которая не может держать себя в руках и просто сидеть тихо.
– Хрюша! Не зазнавайся! – упрекала зверя Тамара, следуя по пятам. – Я ещё не всё сказала!
Поняв, что от настойчивой преследовательницы не скрыться, Хрюша, как подкошенный, свалился на солому в дальнем загаженном углу, надеясь, что запах её остановит. Но Тому уже и это не могло остановить. Она говорила и говорила, пока зверь не издал отчаянный вопль, свидетельствующий о конце терпения. Сообразив, что перешла допустимую грань, Тамара решила подлизаться.
– Почесать спинку?! – предложила она сладким голосом.
Прятаться в загаженном углу зверю не нравилось, потому он начал настороженно подходить.
– А может ушко? – глаза Томы коварно сверкнули.
Хрюша бочком, не спуская глаз, подходил ближе.
– Иди, иди ко мне, малыш! – прошипела она радостно. Малыш-переросток шмыгнул носом, и пододвинулся ещё ближе. Ощутив успокаивающее почёсывание на шкуре, он несколько расслабился.
– Хрюшенька! – начала змея. – А тебе нравится больше тут или вот тут?
Скотина злобно хмыкнула, явно намекая, что лучше было бы почесать в другом месте.
– Не дождёшься! – отрезала Тома. От такой грубости хряк чуть не поперхнулся.
– Если не будешь слушаться, кто разрешит мне ходить и чесать твои мохнатости, а? – они недовольно посмотрели друг на друга. – Не спорю, ты весьма преуспел в моём воспитании, но знаешь ли, у тебя нет таких проблем, как у меня. Обвинили в краже бабских бус, четыре старых хрыча ждут не дождутся, когда ты меня съешь. То обламывают, то издеваются, то поучают, то комплексы навешивают! Думаешь, я без тебя не знаю, что глупая и слабая? Каждый олух пытается показать мне место! Достали вот так, ещё и ты туда же! Думаешь, сплю и вижу, как поскакать в раскалённую пустыню, где пауки, дикари и оравы разбойников бегают? Да, сдалось мне это! – ее злость резко сменилась грустью, и она снова принялась жалобно ныть: – Хрюшенька, они надо мной смеяться будут. У тебя-то вон какие клыки – зубища, улыбнёшься, и от твоего обаяния в обморок упадут, а у меня-то таких нет! Ты мне потом покажешь свой гордый нрав, ладно? – она посмотрела на него с надеждой, самыми честными глазами.
