Это точно не моя мать. Если она и заметила, в каком расстройстве я была за ужином, то точно не сочла это заслуживающим внимания. Как всегда.
Тогда я предполагаю, что это Линда, но мгновение спустя, едва я только поворачиваюсь к двери, я узнаю в застывшей в дверном проеме фигуре Дезмонда.
Что он здесь делает?
Я краснею от одной только мысли, что он мог услышать меня, пока я была в ванной.
Я ворочаюсь в кровати и зажмуриваюсь. Мои кулаки сжимают простыню. Я слышу его приглушенные шаги по ковру и задерживаю дыхание.
– Анаис? – шепчет он. – С тобой все в порядке?
Мне хочется притвориться спящей, но я только секунду назад смотрела на него и теперь показалась бы ему еще более жалкой.
Я молчу и, чувствуя себя глупой, подавленной и униженной, еле-еле пытаюсь сдержать слезы.
Боже! Я хотела бы, чтобы это был сон.
К сожалению, как только я чувствую, как прогибается матрас, понимаю, что все это наяву: Дез в моей комнате, сидит на моей постели, а я пытаюсь справиться с одним из тяжелейших кризисов в моей жизни.
– Анаис, детка… Как ты себя чувствуешь? – раздается голос Дезмонда.
Я не могу сдержать слезы и реву в подушку.
Его рука слегка касается моей спины и начинает меня гладить. Это приятно.
– Хочешь об этом поговорить? – снова спрашивает Дез.
Я судорожно мотаю головой, и он тут же спешит меня успокоить:
– Хорошо, хорошо. Не будем об этом, окей?
На мгновение я расслабляюсь и наслаждаюсь его ласковыми прикосновениями.
Я чувствую, как он ложится рядом. Между нами только одеяла, и в этот самый момент я должна велеть ему уходить, но его присутствие меня успокаивает.
Дез понимает меня.
– У меня никогда не было собственной комнаты, – начинает он, и мои слезы утихают. – Я делил комнату с другими мальчишками, и знаешь, что это значит? Ты нигде и никогда не можешь спрятаться, чтобы остаться наедине с собой.
Он замолкает, и мне становится страшно. Вдруг Дез укоряет себя за то, что вошел в мою комнату? Но затем он продолжает:
– Так я начал гонять. Бог ты мой, я участвовал в подпольных гонках. Я был малявкой, так что, конечно, не мог водить, я даже не знал, как машина устроена, но я умолял, чтобы меня брали с собой, и за некоторую работенку мне позволяли порулить.
Любопытство овладело мной.
– Что за работенка? – спрашиваю я.
Дезмонд вздыхает, и его вздох наполнен глубокой и застарелой болью. Такую же боль я выплескиваю из себя, когда меня рвет или когда я режу свое тело.
– Я торговал наркотиками, Анаис.
Я предполагала это.
– Почему тебя так завораживали те машины? Что тебе в них так нравилось?
На этот раз молчание длится еще дольше, однако почему-то я уверена, что прямо сейчас Дез уже не уйдет.
– Это была возможность покончить со всем.
– Что? – Я резко оборачиваюсь, и мой взгляд упирается в его грудь. Я поднимаю лицо, чтобы увидеть его глаза. Они чернее черного, как и само прошлое, о котором он рассказывает мне. Его рука, которая еще мгновение до этого кротко ласкала мою спину, теперь лежит на моем бедре.
– Я хотел умереть, Анаис. Но я был слишком мал и испуган, чтобы спланировать самоубийство, так что я бросался с головой в опасность, надеясь, что смерть приберет меня к рукам.
О боже! Мой язык прилип к нёбу, и неожиданно мне захотелось дотронуться до Дезмонда так же, как недавно он прикасался ко мне. Я кладу руку на его грудь: под моими пальцами размеренно бьется его сердце, и когда оно начинает стучать быстрее, я замираю в изумлении.
