– Всем приятно, что мы зашли.
Сама в это не верю.
Паша из «Пупса» по-английски может, блин! Все-таки образование у наших людей, как там… воспитанием, слава богу, у нас не мудрено…
Я, например, с трудом могу себе представить пьяного японского чувака в маргинальном клубе Токио, который сходу, под сильным градусом, мог бы тирады на русском языке выдавать.
Пашка-орел говорит:
– Всем еще больше будет приятно, если вы пойдете и бутылку в магазине купите, а лучше – две.
Мураками спрашивает:
– А что, в клубе нет?
Коля (блин, тоже по-английски!):
– В клубе кончилось. Я закрыт вообще, сидим тут просто.
Я по-русски им говорю:
– Это неудобно, иностранца посылать.
Коля:
– Никто его и не посылает. Мишка сгоняет.
А Мураками-то наш умный, лапочка, – вынул деньги и, гляжу, Мишке сует. Все понял. Мишка отвалил. А мы стали за столиком ждать сидеть и, так сказать, общаться. Я решила моего Мураками не представлять. Сказала просто: «Это Харуки». Они не просекли: Харуки так Харуки. Паша ему начал про «Клязьму» что-то, типа про выставку современного искусства – сколько там кто выжрал, какую кто яму концептуальную вырыл, кто и что себе покрасил… Вижу, прикалывается. Тут Мишка с бутылками подвалил, с «Гжелкой», и нарезку из бекона еще притащил. Разлили, выпили. Коля начал (все-таки хуже он говорит по-английски, чем Пашка) Мураками про клуб рассказывать.
Говорит:
– Мой клуб – культовый, место особенное в энергетическом плане. Такое место поискать – нигде не найдешь. Это совсем особенное место.
В общем, все так более-менее спокойно, никакой агрессии. Эти все сильно пьяные и оттого достаточно миролюбивые. Разговор идет по-русски. Я Мураками кое-что перевожу, но не все, конечно: я же не синхронный переводчик.
Мигом весь бекон сгрызли, потом водку уже так, без закуски пили. Я расслабилась, бдительность совсем потеряла. Мураками сидит и вроде тоже ничего. Время уже полчетвертого было. Ну, думаю, пора отваливать, все равно тачку придется брать. И тут, как в сказке, в дверь забарабанили.
Коля Мишке говорит:
– Пойди посмотри, кого черт принес.
Мишка пошел. Слышу, с кем-то препирается там, в дверях. Голоса мужские. Он им – типа закрыто, и все же в зал вваливаются два мужика. Ну реально – упыри! Прямо все зелено-синие какие-то, в каких-то обносках нереальных…
Один босой, у другого ботинки без шнурков на голых ногах, волосы свалявшиеся… У одного кепка в каких-то пятнах – то ли кровь, то ли грязь… Оба прямо как два брата: носы бугристые, а глаза… просто чудовищные! Под чем-то, не знаю… Глаза у обоих просто звериные. И запах от них идет – рвани, гнили, еще чего-то, ужас!
Коля привстал этак с табуретки:
– Не работаем, – говорит, – закрыто.
А они:
– Брось, – говорят, – трепаться.
Мишка им тоже попытался что-то вякнуть.
Паша, Мураками и я – молчим.
Коля (хитрый он, знает уже, видно, такие ситуации) мягко так им говорит:
– Ребята, мы уже заканчиваем, завтра приходите.
Тот, который повыше, кидает на стол пятьсот рублей и орет:
– Никакого завтра, мне сейчас надо!
А другой глаза бычит. Я напряглась, просто жуть. Тот, который деньги кинул, полез за стойку и дернул кран у пивного бочонка. Пиво прямо на него и на пол полилось. Коля и Мишка встали. И тут второй на Мишку навалился и прямо душит уже его… Руки у него черные, ногти длинные, грязные, из-под ногтей куски земли прямо сыплются.
Шипит:
– Зажабились, мрази…
Коля очки снял и сразу получил от первого в нос, второй Мишку душит… Ужас! И выскочить оттуда невозможно – узко. Стол, рядом стойка, пиво по полу течет…
