Всегда живой - страница 2

Кто ж такое купит?!

Марк смотрел на профиль древнеримского война и не знал, что с ним еще можно сделать. Этот профиль он встретил в одной исторической книге, что брал в библиотеке в том же сентябре. В это время он уже работал над волком с зайцем и успел пожалеть, что так поздно наткнулся на римлянина. Судя по головному убору, римлянин не был простым солдатом, а как минимум центурионом или даже легатом. Марк перевел его на кальку и отложил, ему хотелось выжечь этот профиль не на простой фанере, а на дереве, в круге, а еще лучше в овале, в березовом срезе, но он не знал, где такой можно достать.

Когда Марк начал выжигать римлянина, то думал, что у него получится точно такой же объемный профиль, как профиль Ленина на купюре в сто рублей, требовалось только держать перед глазами образец. Но сразу возникла проблема. Сто рублей была самая крупная купюра в СССР. У родителей стольники водились, но когда он попросил и объяснил, для чего, мать выдала напрокат только десятку, сказав, что зарплата была давно и ничего крупнее нет, а Ленин, он везде Ленин. Ага, как бы не так.

Эту купюру он не любил из-за ее цвета и аляповатого вида, но она была первая с Лениным, ведь на рубле, тройке и пятерке Ленина не наблюдалось. Кстати, почему? Ну, наверное, это были слишком мелкие деньги, не достойные портрета дедушки. Десятка была откровенно некрасивой, впрочем, как и двадцатипятирублевка. Ему нравились пятьдесят и сто, это были практически совершенные по дизайну купюры, одновременно значительные и лаконичные, с утонченным рисунком, благородным цветом и волшебным объемом, создающим иллюзию трехмерности.

Не касаясь раскаленным жалом фанеры, практически не дыша, он весь вечер пытался создать этот объем, но плавного перехода между подпалинами не выходило, лицо получилось каким-то пятнистым, а на щеке появились три оспинки-углубления. Работать над объемом дальше было бесполезно и опасно, можно сделать только хуже, а выжигать все заново не было времени.

Никто не купит!!!

А почему это тебе так важно, а, Марк? Нет, честно, он не знал, но подозревал. И в субботу подозрения подтвердились, а пока он только чувствовал. Убожество, убожество, убожество… И картина твоя убожество, и ты сам убожество.

Его осенило. А почему, собственно, кто-то должен купить, ты сам у себя и купишь, назначишь цену в пятьдесят копеек, попросишь у матери рубль и купишь. И позора избежишь, и еще с прибылью останешься.

Ну да, в субботу, когда он увидел все то великолепие, что народ может делать руками, стало немного поздно думать насчет позора. Благо он не позволил позору длиться долго, а быстро провернул задуманное, вызвав своей сообразительностью восторг учителей. Классная стояла с подругой химичкой, и та, увидев операцию, осуществленную Марком, быстро свернула треп и поскакала сообщить своим, что можно сделать, если уж совсем невозможно. Пока другие, смущаясь и краснея, бродили в фойе между столов с поделками, он уже бежал домой. Обратную сторону доски он лаком не покрывал, ее можно было использовать как подставку для сковородки, ну или как разделочную доску, но это уже не имело значения, мир был спасен, а позорного римлянина практически никто и не увидел. Доска лежала в сумке рядом с учебником истории для шестых классов.

Кто помнит учебник Агибаловой и Донского – поднимите руки! Я не буду даже описывать текстуру этой черной обложки, эти нечеловеческой красоты цветные средневековые картины – сказочные замки со стенами и башнями, рыцари, прекрасные дамы, поля, крестьяне, пиры, охота. Кто видел, кто держал его в руках, кто учился по нему – тот никогда не забудет. Скольким он открыл историю, привил любовь к ней! Случилось же такое дизайнерское и полиграфическое чудо, вспыхнул же луч света в этом темном царстве… Бывает же такое, да?